Статья опубликована с разрешения автора
А.В.Тутов
Подъесаул ЕЕКВ
Японские военнопленные в Узбекистане
Войска Советского Союза на территории Маньчжурии, Северной Кореи, на Южном Сахалине и Курильских островах взяли в плен около 600 000 японских военных. Государственный комитет обороны СССР 23 августа 1945 года принял постановление об этапировании около 500 тысяч японских военнопленных на территорию СССР. Японские военнопленные были размещены в 30 регионах Советского Союза: основная масса - в пределах Хабаровского, Приморского, Алтайского и Красноярского краев, Иркутской, Читинской и Амурской областей, Бурятской АССР; меньшая часть - в Казахстане и Узбекистане; небольшие количества - в Туркмении, Грузии, на Украине и некоторых областях европейской части РСФСР.
Репатриация японских военнопленных была осуществлена с 1946 года по апрель 1950 года. В Японию возвратилось около 500 тысяч человек. 23 декабря 1956 года из Находки была отправлена на родину последняя партия из 1,025 тысячи японских военнопленных, освобожденных советскими властями по амнистии после подписания Совместной декларации СССР и Японии в 1956 года.
На территории СССР погибшие японские военнопленные захоронены в 700 местах. Большинство кладбищ находится в запущенном состоянии, часть была уничтожена. До 1990-х годов Советский Союз не предоставлял списки погибших японцев и места их захоронения.
Согласно договоренностям со своими западными союзниками — США и Великобританией — СССР начал боевые действия против Японии, дальневосточного союзника гитлеровской Германии, после завершения боев на европейском театре войны. Это произошло в ночь на 9 августа 1945 года. Бои проходили главным образом на территории Северо-Восточного Китая (Маньчжурии), оккупированной с 1931 года более чем полумиллионной японской Квантунской армией.
Несмотря на сильно укрепленные позиции и труднопроходимую местность, особенно для бронетанковой техники, советские войска стремительно продвигались вглубь Маньчжурии. Немалая их часть имела колоссальный опыт боев в Европе. 14 августа император был вынужден отдать приказ о прекращении боевых действий. Не сразу, не вдруг, но сотни тысяч солдат и офицеров стали сдаваться в плен по приказу императора.
Однако до дня подписания капитуляции ни один японец не пересек нашу границу в качестве военнопленного. Только осенью 1945 года огромные массы бывших военнослужащих императорской армии были переправлены через границу на советскую территорию. Но к размещению этой более чем полумиллионной «армии» пленных советская сторона поначалу оказалась не готовой. Почему?
Еще в ходе боевых действий усилия советского командования были нацелены на широкомасштабную подготовку к будущей оккупации части Японии на правах державы-победительницы. Однако после 9 августа американские войска оккупировали всю страну. А новая администрация США (после смерти президента Рузвельта в апреле 1945 года ее возглавил Трумэн) всячески противодействовала участию Москвы в решении судьбы послевоенной Японии...
2 сентября 1945 года министр иностранных дел господин Мамору Сигэмицу и начальник генерального штаба императорской армии генерал Ёсидзиру Умэдзу подписали Акт о капитуляции Японии. Эта дата считается днем окончания второй мировой войны, самой ожесточенной и кровопролитной в истории человечества. Она длилась ровно шесть лет.
Солдаты и офицеры японской Квантунской были интернированы: в одном только Китае в 1945 году было 3 млн. японских военнопленных — таковыми они однозначно были для советского командования и военной администрации. И все же многим тогда повезло: в том же 45-м их вернули домой. В период же до середины 1947 года в общей сложности из других стран мира, вовлеченных в войну, на родину вернулось около 6 млн. интернированных во время войны японцев.
А в Сибирь тем временем — в который уже раз! — потянулись этапы. Только на сей раз не с запада — с востока. Впрочем, сеть лагерей японских военнопленных очень быстро покрыла не только Центральную и Восточную Сибирь, но и наши северные территории — лагерь был даже на Чукотке. Но это не все. Украина, Центрально-Черноземный регион, Поволжье, Закавказье, Узбекистан, Урал, Забайкалье, Амурская область, Хабаровский край, Приморье…
Большинство японцев, которые были в советских концлагерях, не называют себя военнопленными, а считают, что они были интернированными, потому что они добровольно сложили оружие после официальной капитуляции Японии, то есть после окончания военного конфликта. Японцы предпочитали покончить с собой, нежели сдаваться в плен. Попавших в плен японцев можно пересчитать по пальцам. Это не многомиллионная армия генерала Власова, выступившая на стороне вермахта. Основная масса добровольно сложивших оружие японцев начала поступать в лагеря только с 16 августа — после обнародования рескрипта императора и приказа командования Квантунской армии.
Тема плена и интернирования - повод для многолетних обид японцев. На территории СССР погибшие японские военнопленные захоронены в 700 местах. Большинство кладбищ находится в запущенном состоянии, часть была уничтожена. В течение многих лет мы не предоставляли списки погибших японцев и места их захоронения, не давали возможности родственникам погибших посетить кладбища. Но дело не сводилось только к умершим. Японцы всегда считали, что их неправомерно и несправедливо удерживали в советских концлагерях, в то время как немецкие военнопленные давно вернулись домой. Советские власти не выдали репатриантам справки о труде, как это было принято в международной практике. В итоге годы плена никак не засчитывались при начислении пенсии. Многие военнопленные были осуждены в лагере, в основном по 58-й статье - антисоветская деятельность.
В сталинских лагерях погибло примерно 70 тысяч японцев - из-за тяжелой работы, непривычного холодного климата Сибири и Крайнего Севера, плохого питания. Более 200 тысяч японцев были привлечены на строительство Байкало-Амурской магистрали. Большинство японцев плохо представляли себе советскую действительность. Тем удивительней и малоприятней она оказалась. Многие бывшие военнопленные в устных воспоминаниях и в мемуарах сходятся в одном - жизнь в СССР - стране победительнице в войне была намного хуже, чем в побежденных странах. Знакомство японцев с далеко не лучшими сторонами советской жизни привело к тому, что облик русского человека в представлении японцев стал еще более мрачным, угрожающим, недружелюбным. Исключений было мало, одно из них - судьба военнопленного Хакамада Муцуо, который остался в СССР и женился на русской. Его дочь - известный политик Ирина Хакамада. У нас существовал план проведения революции в Японии руками самих пленников. Предполагалось массово проводить идеологическое перевоспитание, и потом, вернувшись домой, японцы, уже сами могли бы начать активные действия по подрыву собственной политической системы.
Один лишь этот краткий, но впечатляющий по масштабности перечень, дает представление о географии послевоенного «заселения» нашей страны бывшими японскими солдатами и офицерами. В зиму сорок пятого — сорок шестого, через два месяца после начала интернирования, часть плененных японцев перевезли в Северную Корею. Примерно на тот же период приходится трагический эпизод, известный сегодня разве что узкому кругу исследователей: на территории Маньчжурии группа японских военнопленных покончила с собой.
Первый лагерь японских военнопленных появился на Камчатке. 10 августа 1945 года наш бомбардировщик разбомбил японский плавучий крабовый завод у ее берегов. Первые японские интернированные — команда этого судна вместе с рабочими и рыбаками — 371 человек. Другие лагеря появились в сентябре — октябре.
Так для многих и многих расы Ямато — представителей Страны восходящего солнца — началась более чем десятилетняя российская эпопея. Последние из них были освобождены и репатриированы через порт Находка только в 1956 году, после подписания Совместной декларации. Значение этого документа в том, что он фактически прекратил формально затянувшееся состояние войны между СССР и Японией; в итоге дипломатические отношения были, наконец, восстановлены.
И за эти одиннадцать лет на советской земле появилась еще одна сеть — сеть захоронений плененных японских военнослужащих: по официальным данным до возвращения на родину не дожило около 70 тысяч человек. В начале 1990-х годов японской стороне были переданы списки погибших, в них — около 40 тысяч имен и фамилий.
Подобные книги готовятся и по другим регионам. И можно представить, какой это колоссальный труд, сколько времени и терпения он требует. В конечном счете, подвижническая деятельность энтузиастов работает на улучшение отношений между нашими странами соседями. Но… Да, в последние полтора десятилетия родственники погибших получили возможность посещать могилы своих близких — даже в тех населенных пунктах, куда доступа раньше не было. И здесь представителям народа, в чьих традициях доминирует трепетное отношение к ушедшим в мир иной, с болью и бессилием приходится наблюдать те же явления, которые участились и по всей нашей стране: места захоронений пришли в запустение.
Сегодня прах многих из захороненных (более 10 тыс. урн) вывезен на родину. Однако проблема ухода за оставшимися захоронениями по-прежнему актуальна. Существуют соответствующие договоренности — кстати, обоюдные. И японская сторона свою часть этих договоренностей соблюдает четко: состояние мест захоронений наших соотечественников в Японии, в частности, в городе Мацуяма, близко к идеальному. Что, впрочем, неудивительно — бюджет плюс менталитет.
Сегодня для абсолютного большинства и россиян и, наверное, жителей Японии, по меньшей мере, странно будет услышать, что существовали и японские лагеря советских военнопленных! Во всяком случае, свидетельства об одном из них вполне достоверны. Этот лагерь располагался близ города Вакканай, что на самом севере острова Хоккайдо. В лагере содержались пленные советские моряки. Бесцеремонно попирая международное морское право, японцы задерживали наши торговые суда, снимали с них экипажи и отправляли их в этот лагерь. Как уже отмечалось, количество интернированных в те далекие теперь уже времена японцев достаточно велико. Поэтому вполне естественно, что социально-политическое эхо давно минувших дней звучит в сознании значительной части японского общества — по некоторым данным, проблема касается каждой шестой японской семьи, чьи ныне уже совсем старенькие близкие и родные пережили сибирскую драму.
А суть проблемы такова. Японская общественность и, прежде всего, сами бывшие военнопленные, категорически не согласны с употреблением применительно к ним слова «военнопленный». Токио считает, что Сталин вероломно нарушил пункт 9 Потсдамской декларации, в котором говорилось, что сразу же после капитуляции Японии всех офицеров и солдат, добровольно сложивших оружие по приказу своего императора, должны будут вернуть на родину.
У советской стороны на этот счет свое мнение. Существует видение проблемы, при котором японские интернированные военнослужащие должны быть освобождены и репатриированы после подписания мирного договора. А он, как вы знаете, в силу ряда политических причин не подписан до сих пор. Хотя как его эквивалент вот уже без малого пять десятилетий воспринимается подписанная правительствами СССР и Японии в октябре 1956 года Совместная декларация о прекращении между СССР и Японией состояния войны и восстановлении дипломатических отношений.
Тогда же, в 1956 году, начали в массовом порядке освобождать и возвращать на родину японских интернированных (в нашем разумении — военнопленных). Справедливости ради отметим, что тысячи, если не десятки тысяч, вернулись на родину раньше, еще в конце сороковых — прежде всего, больные, ослабленные и получившее травмы на производстве. Но, так или иначе, многие из тех, кто был на нашей территории до конца, прошли через советский военный трибунал. Причем немало было и таких, кого осудили как военных преступников или за «контрреволюционную деятельность».
Да, время было суровым, определенный отпечаток на него, безусловно, наложила и холодная война. Не избежал сей участи и сын видного политического деятеля принца Коноэ, с которым, кстати, был хорошо знаком наш выдающийся разведчик Рихард Зорге. Коноэ-младший был приговорен к 25 годам лишения свободы, хотя служил в Квантунской армии всего лишь в чине капитана и непосредственного отношения к замыслам её высшего командования как младший офицер не имел. Лишь через десять лет отбывания срока, в преддверии заключения советско-японской Декларации (1956 год), в результате усилий японской дипломатии он был освобожден. Однако судьбы свершился приговор. Она оказалась еще более суровой по отношению к капитану, чем послевоенная Фемида. Вернуться на родину ему так и не выпало: за две недели до освобождения Фумитака Коноэ скоропостижно скончался.
В 1990-е годы, когда экономическая и государственная мощь нашей страны в значительной мере ослабла в результате распада СССР, многие государства стали предъявлять ей счеты многолетней давности. В их числе и Япония. Причем голоса о реабилитации своих пострадавших сограждан и по сей день доносятся с японской территории в увязке с погранично — территориальными претензиями. Что же касается тех многих японцев, кто отбыл срок в сибирских и иных лагерях, то они упорно стремятся добиться того, чтобы российская сторона в международно-юридическом плане рассматривала их как «насильственно интернированных», но не в качестве военнопленных. Выдвигаются также требования (по примеру Германии и США) выплатить денежные компенсации пострадавшим японским гражданам, а также установить точное число умерших и мест их захоронений.
Эти предложения, в частности, были изложены в письме российскому руководству японскими участниками российско-японского симпозиума по проблемам «насильственно интернированных». В подобных симпозиумах, регулярно проходивших в Москве, участвовали члены Всеяпонской ассоциации «Дзэнъёккё» («насильственно интернированных») во главе с известным политическим деятелем депутатом парламента господином Аидзавой и российской общественной организации «Взаимопонимание». Ее возглавляет японист Алексей Кириченко. По мнению представителей Токио, окончательную ясность в проблему международно-юридического статуса бывших японских военнослужащих, оказавшихся в СССР в послевоенное время, могла бы внести специально созданная комиссия.
Следует также сказать и том, что российские власти и судебные инстанции с пониманием отнеслись к просьбам родственников многих осужденных после войны японцев — пересмотреть дела их близких, проходивших в суде как военные преступники. Время изменило наше отношение к делам (в прямом и в переносном смысле) давно минувших дней.
В 1991 году, еще в свете старой Конституции, был принят Закон о реабилитации жертв политических репрессий. За время действия этого закона органы военной прокуратуры пересмотрели более 100 тысяч уголовных дел. Более 60 процентов проходивших по этим делам лиц было реабилитировано. Из них около четверти — иностранцы
Эта работа ведется органами военной прокуратуры в тесном взаимодействии с Комиссией при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, Федеральной архивной службой России, архивными органами МВД, ФСБ, МИД РФ. Было пересмотрено несколько десятков тысяч уголовных дел.
Главная военная прокуратура работает по обращениям представителей более чем 20 государств, в том числе и по заявлениям граждан Японии. Но сотрудники Главной военной прокуратуры отмечают, что количество заявлений от жителей Страны восходящего солнца по сравнению с числом аналогичных заявлений из других государств (к примеру, Германии, Австрии, Венгрии) не очень велико. Однако эти дела пересматриваются независимо от количества обращений — в надзорном порядке.
Наше правительство сегодня занимает в этом отношении достаточно жесткую и, кстати, опирающуюся на международное право позицию. Дело в том, что официально, де-юре, во время подписания упоминавшейся Декларации 1956 года этот вопрос урегулировали: были сняты взаимные претензии по факту интернирования японских граждан на территории СССР после капитуляции Квантунской армии в августе 1945 года. Кстати, уже в ельцинскую эпоху, во время подписания российской и японской сторонами Иркутского соглашения, Москва и Токио признали Совместную декларацию 1956 года базовым международно-правовым документом.
Но одно дело — официальный документ, и другое, когда война и ее последствия безжалостным катком прошли через судьбы более чем полумиллиона человек, оказавшихся в плену на советской территории после капитуляции. Они по-прежнему себя пленными не считают и требуют пересмотреть свой тогдашний статус через призму международного права.
Вообще, рассказы о жестоком отношении наших солдат и жителей к пленным не имеют под собой никакой почвы. Японцам, конечно, не симпатизировали, но относились по-человечески, иногда даже дружелюбно. Питались они не так уж плохо, во всяком случае, гораздо лучше, чем наши родные зеки и местное население. Суточная норма ржаного хлеба на пленного составляла 600 граммов, офицерам и больным половина хлеба выдавалась белым пшеничным. Кроме того, давали овощи, мясо, жиры, табак. А когда появились японцы, учитывая их менталитет, им стали выдавать на человека по 300 граммов белого хлеба и риса ежедневно. Бывший японский военнопленный Киути Нобуо вспоминал: «Японцы любили есть рис, поэтому нам выдавали эту пищу, которая в то время в СССР была на вес золота. Однако риса нам давали довольно мало, поэтому иногда, притворившись японцем, за рисом приходил немецкий солдат».
Кроме того, тем пленным, кто был занят на тяжелых физических работах, норма выдачи продуктов увеличивалась на 25 процентов. Среди них даже начали вводить социалистическое соревнование: тем, кто выполнял производственный план на 100 процентов, выдавалась дополнительная пайка за перевыполнение – хлеб и табак. Пленные получали за свою работу деньги, немного, конечно, но кое-что купить в тюремной лавке они могли. Некоторые делали различные поделки из металла и дерева, а потом обменивали их у местных жителей на продукты. Наши люди всегда отличались добродушием и были незлопамятны, поэтому они подкармливали пленных. Тот же Киути Нобуо вспоминал: «Попробовал поработать косой. У молоденькой девушки все получается так ловко, а у меня только пот течет. «А все потому, что нельзя вертеть спиной, – смеется девушка и дает мне картошку. – На, япоша, возьми». В этой стране девушки такие добрые».
Конечно, не стоит представлять идиллическую картину отношений между победителями и побежденными. Война есть война и враг есть враг. И расстреливали пленных, и казнили, были и самосуды. Немецкий бортстрелок с «Юнкерса» Клаус Фритцше вспоминал, как их самолет подбили над Каспием. Подобрали их советские рыбаки, большинство из которых были женщины. Увидев фашистского майора с Железным крестом на груди, они затащили его в трюм и просто забили до смерти. Понять их можно: за день до этого такой же «Юнкерс» потопил в море советский транспорт, на котором плыли их друзья и родственники.
В лагере NN 45, который находился в Казахстане, расстреляли трех японцев, которые, убив охранника, пытались бежать. Казнили военных преступников, таких как генерал СС Гельмут Беккер, командир дивизии «Мертвая голова», прославившийся своими злодеяниями в Польше и России. Но расстреливали пленных только после военного трибунала, когда их вина была доказана. Казней без суда и следствия, какие творили эсэсовцы в концлагерях над советскими военнопленными, у нас не было. Об этом говорит простая статистика. Если из советских солдат, попавших в немецкий плен, выжили 40 процентов, то из советских лагерей в фатерлянд вернулись 75 процентов военнопленных.
Живым из плена вернулся даже Эрих Хартман, летчик-ас всех времен и народов. Вот уж кого наши хотели расстрелять, тем более что он давал к этому множество поводов: отказывался выходить на работу, устроил бунт среди пленных. Хартман неоднократно сидел в карцере, был лишен права переписки. Но ничего, отсидел десять лет в лагерях и вернулся домой ярым противником коммунизма, но с большой симпатией к простым советским людям.
Многие из пленных, конечно, умерли от голода, холода, изнурительной работы, болезней, особенно туберкулеза и пневмонии, но все эти беды были и у советского народа. Многие пленные еще не смогли адаптироваться, еды катастрофически не хватало – в общем, в первый мирный год смертность среди пленных была высокой.
Японская военная форма для нашей зимы не годилась, и поэтому им выдавали нашу одежду. Старожилы рассказывают, что японцы зимой ходили в изношенных полушубках и суконных красноармейских буденовках. В летнее время самураи предпочитали ходить в своей форме и брезентовых тапочках на деревянной подошве. Некоторые щеголяли в кирзовых сапогах, выменяв их у охранников или местных жителей. Особенно любили японцы наши телогрейки и фуфайки: лагерное начальство даже награждало ими особо отличившихся пленных. А местные пацаны меняли пирожки и яблоки на японские монетки, пуговицы и самодельные игрушки.
После окончания Второй мировой войны на территорию Узбекистана было интернировано 25 000 японских граждан, 813 из которых было захоронено в Узбекистане на 13 кладбищах. Все погибшие названы поименно, за кладбищами ухаживают.
«Построено пленными японцами» – для жителей нашего города это уже марка, своего рода знак качества: значит, надежно, крепко и на века. Японцы не признавали брака или халтуры, которыми грешили наши строители, гонявшиеся за планом. Если их торопили, японцы дружно кричали: «Не надо пахай! Пахай не надо!».
На тихой Ташкентской улочке Яккасарайская, расположен дом, который внесен во все справочники и путеводители по странам Центральной Азии, которые издаются в Японии. Это музей, посвященный пребыванию на территории Узбекистана, японских военнопленных солдат времен Второй мировой войны. А всего, их было, двадцать три тысячи, солдат и офицеров Квантунской армии.
Они работали на строительных и хозяйственных объектах, различных областей Узбекской ССР – в Ташкенте, Ангрене, Бекабаде, Коканде, Кагане. Японские солдаты строили административные здания, жилые дома, заводы, дороги, возводили плотины, протягивали линии электропередач, трудились на предприятиях.
Пребывание в Узбекистане японских солдат, оставило после себя неизгладимую память, в виде всего того, что было возведено их руками.
На той же улице Яккасарайская, посреди мусульманского кладбища Фозил ота, находится небольшой участок с могилами японских солдат, а рядом похоронены немецкие солдаты.
Японские военнопленные на строительстве Фархадской ГЭС
Японские солдаты участвовали в большинстве крупнейших строек послевоенного времени. С их помощью в Ташкенте были сооружены Текстильный комбинат, здания Центрального телеграфа и Министерства культуры, театры им. Навои, им. Мукими. А в городе Чирчик – заводы Химмаш и Сельмаш. Ими была протянута высоковольтная линия электропередачи от Бекабада до Ташкента, которая и по сей день обеспечивает электричеством значительную часть Ташкента. Расположенная в Бекабаде Фархадская ГЭС тоже строилась при участии трех тысяч военнопленных японцев.
Японское кладбище чистое и аккуратное, с каменными плитами надгробий, стела, памятный мемориал. Дорожки между плитами с надписями на японском, посыпаны песком. На плитах мемориала выбит список солдат и офицеров, похороненных в разных городах Узбекистана:
Ташкент - 79 солдат.
Ташкентская область – 8 солдат.
Коканд – 240 солдат.
Чошма (Андижанская область) – 32 солдата.
Бекабад – 146 солдат.
Бостанлык – 13 солдат.
Фергана – 2 солдата.
Ангрен – 133 солдата.
Каган (Бухарская область) – 153 солдата.
Японцы были в возрасте от 25 до 45 лет, они работали, не щадя своих сил, – вспоминает давние события восьмидесятидвухлетний Александр Зубов. – В поселке «Горный» была каменоломня, камни использовались для возведения стены плотины Фархадской ГЭС и для укрепления берегов Сырдарьи. Никакой современной специальной техники не было – только тачки. И японцы грузили и возили камни.
Кормили их хорошо. По воспоминаниям А.Зубова, «из Японии специально привозили свежую рыбу (???), ежедневно давали им по 600 грамм хлеба, им было положено по два килограмма крупы и по полкило масла (?) в неделю. А свежие фрукты и овощи поставлялись из ближайших колхозов и совхозов».
– Русские женщины часто выходили замуж за японцев. У японцев было достаточно денег, и они могли покупать все, что пожелают, – продолжает Александр Зубов. – Японцы обменивали хлеб, крупу и масло на молоко, кефир, лепешки и другие продукты. Каждое утро местные женщины на банках у стен плотины оставляли свой товар, а взамен брали деньги, которые японцы оставляли под пустыми бутылками. Но, несмотря на такое доброжелательное отношение местного населения и, в общем, неплохие условия, некоторые японцы не могли вынести плена и кончали жизнь самоубийством: бросались вниз с плотины или делали себе харакири.
Я в 1945-ом году пришел с фронта, устроился охранником, – рассказывает другой свидетель тех событий, 90-летний Абдурахим Мирбобоев, житель поселка Плотина. – Тогда строительство Фархадской ГЭС шло полным ходом. Самые ответственные и сложные работы возлагались на японских военнослужащих.
Видимо, они были очень умные и творческие люди, не умели халтурить и работали честно и на совесть. Кроме плотины и берегоукрепляющих сооружений, они построили два канала – водоотвода, которые до сих пор без ремонта обеспечивают отток воды с плотины. Самое главное – в этих тоннелях ни капли воды не теряется. Японцы верно рассчитывали и не допускали брака. Они помогли преодолеть последствия затопления сел Саидкурган, Фармонкурган, Октеппа, Курук, которые оказались под водой после возведения Фархадской ГЭС.
Посол в Узбекистане Хираока Цутому посетил кладбище японских интернированных лиц и возложил цветы. В этот раз было посещено кладбище, расположенное в Ташкенте, в котором захоронено 79 японских интернированных лиц.
