5-й Донской казачий полк 15-го казачьего кавалерийского корпуса

5-й Донской казачий полк
15-го казачьего кавалерийского корпуса СС

Генерал-майор ВС КОНР,
Командир 5-го Донского полка
XV Казачьего кавалерийского корпуса
Иван Никитович Кононов

“…Живя непосредственно в Советском Союзе, я видел все прелести террора, нищеты, издевательства над народами, находящимися под гнётом коммунизма. Я твердо решил стать на путь открытой борьбы против коммунизма с целью освобождения нашей родины от варваров, бандитов-коммунистов во главе с проклятым, кровавым горным шакалом Джугашвили-Сталиным. Нужно прямо, отчетливо и правдиво сказать, что миллионы людей Советского Союза войну 1941 г. восприняли с большой радостью и надеждой на Германию, что она поможет, наконец, сбросить ярмо коммунизма с людей СССР. Но тупость и беспредельная наглость нацисткой политики, народы Советского Союза не сумели получить освобождение от коммунизма”.

И.Н. Кононов, 26 апреля 1948 г.

Истребление казачества по циркуляру оргбюро ЦК РКП(б) от 29 января 1919 г., не прекратилось с формальным завершением гражданской войны. Свидетель беспристрастно описал, как при насильственном изъятии хлеба зимой 1932-33 гг. уполномоченные Вешенского РК ВКП(б) ломали казакам пальцы карандашами, подвешивали за шею к потолку, инсценировали расстрел, семьями выгоняли на лютый мороз, сажали их на раскаленную плиту, пытали огнем, зарывали по пояс в землю. Из населения района в 52069 человек органы ОГПУ арестовали 3128 (6%), суды и внесудебные органы осудили 2300 человек (в том числе 52 - к расстрелу). Из 13813 хозяйств района выселили 1900…

Депортация, раскулачивания, расстрелы, бои с повстанцами на Дону, Кубани и Тереке в 1929-33 гг. не могли не отразиться на настроениях части бойцов и командиров РККА. Так, 11 февраля 1933 г. чекисты округа арестовали за антисоветскую агитацию красноармейцев-кавалеристов Г.Н. Белоконя - уроженца ст. Бесскорбной, и украинца Б.Г. Ивченко, предупреждавших сослуживцев: “В случае войны казачество Кубани будет на стороне противника Советской власти”. За аналогичные высказывания особыми отделами в частях Северо-Кавказского военного округа (СКВО) только в феврале 1933 г. были арестованы еще 8 человек.

Пророчества репрессированных в полной мере оправдались после нападения Германии на СССР, вызвавшего беспрецедентную волну военно-политического сотрудничества граждан СССР с врагом. Среди сотен тысяч восточных добровольцев, оказавшихся на немецкой стороне фронта, были разные люди. Но в основе сплетения разнообразных человеческих эмоций и поступков, изломанных жизней в продолжавшейся почти 25 лет гражданской войне лежал в первую очередь единственный мотив. Наиболее полно его выразил А.И. Солженицын: “А теперь… надо ж и о тех, кто еще до 1941 года ни о чем другом не мечтал, как только взять оружие и бить этих красных комиссаров, чекистов и коллективизаторщиков… Эти люди, пережившие на своей шкуре 24 года коммунистического счастья, уже в 1941 знали то, чего не знал еще никто в мире: что на всей планете и во всей истории не было режима более злого, кровавого и вместе с тем более лукавого-изворотливого, чем большевистский… И вот - пришла пора, оружие давалось этим людям в руки…”.

В казачьих формированиях Вермахта и СС в 1941-45 гг. сражалось до 70000 человек, из них не менее 50000 - потомственных казаков. Мы не можем помыслить, чтобы хотя бы один кадровый офицер Русской армии во время I мировой деятельно бы служил в германской армии. А в 1944-45 гг. только в рядах Власовской армии проходили службу 1 генерал-лейтенант, 5 генерал-майоров, 2 комбрига, 29 полковников, 13 подполковников, 41 майор из числа комсостава РККА. В подавляющем большинстве они были кадровыми командирами, имели боевые награды. Одним из первых среди них был донской казак Иван Никитич Кононов, ставший символом второй казачьей войны с большевиками 1941-45 гг. Трагедия его - это трагедия десятков тысяч казаков, обреченных террором советской власти сражаться на стороне тех, кто казался им меньшим злом.

В сентябре 1927 г. молодой командир возвратился в СКВО и получил под начало взвод в 27-м Быкадоровском полку знаменитой по гражданской войне 5-й Ставропольской им. М.Ф. Блинова кавалерийской дивизии. Она числилась среди лучших соединений округа и сыграла одну из основных ролей в кровопролитных боях с повстанцами на Северном Кавказе в 1930-32 гг. Кононов быстро понял, что партийность и демонстративная преданность партии – основы карьеры в РККА.

Используя мифическое пролетарское происхождение, в 1929 г. он стал членом ВКП(б). Кстати, чуть позднее партбилет получил человек, сыгравший в судьбе Кононова немалую роль, - в декабре 1930 г. членом ВКП(б) стал командир батальона 20-го Ленинградского полка Донской стрелковой дивизии Андрей Власов.

В 27-м Быкадоровском полку Кононов служил до января 1932 г. на разных строевых должностях: командира кавалерийского взвода, командира взвода полковой школы, и.д. командира эскадрона. Вместе со своими кавалеристами, среди которых многие скрывали казачье происхождение, он знал, как в ночь с 5 на 6 февраля 1930 г. сотрудники полномочного представительства ОГПУ по Северному Кавказу провели массовые репрессии, арестовав 1717 человек. Штаб СКВО доложил, что к 1 марта 1930 г. по Северно-Кавказскому краю было “изъято” 26261 человек, в большинстве – казаков. Кононов знал о массовых волнениях и восстаниях февраля 1930 г. в селах и станицах Барашковское, Весело-Вознесенское, Константиновская, Новый Егорлык, Ново-Манычское.

С 20 марта по 12 июня 1930 г. 27-й полк участвовал в подавлении антиколхозного крестьянского востания под Курском. Из близких сослуживцев Ивана Никитича с повстанцами сражался командир взвода Г.А. Пшеничный, в 1937-38 гг. переживший допросы и пытки в НКВД и оказавшийся в 1943 г. в рядах активных участников Власовского движения. Именно тогда, в 1930-33 гг. у Кононова сложилось внутреннее неприятие режима. Судьба отца и семьи, собственное участие в необъявленной и неизвестной до сих пор войне 1930-33 гг., истребительные карательные спецоперации 5-го полка военизированной охраны ОГПУ – все это влияло на моральное состояние не одного его. Недаром из командиров РККА, служивших в 1929-34 гг. на Дону, Кубани, Тереке, многие в немецком плену в 1943-44 гг. вступили во Власовскую армию (полковники А.Ф.Ванюшин, К.С.Власов, И.Д.Денисов, С.Т.Койда, майор Г.А.Пшеничный и др.).

Вступив в партию, Кононов невольно принял те правила, по которым функционировала система. В январе 1932 г. он был переведен на должность политрука 30-го Саратовского кавполка, а в 1933-34 гг. был ответственным секретарем полкового партбюро. Можно только догадываться, каких усилий стоило каждодневное преодоление противоречия между обязанностями службы и внутренним отвращением к режиму. За карьерный рост он платил полной мерой, а могло ли быть иначе? В июле 1934 г. кратковременная партполитработа завершилась, он возвратился на строевую должность помощника начальника штаба 28-го Таманского кавполка. В 1936-37 гг. ему пришлось исполнять обязанности начальника штаба.

Грандиозная армейская чистка, начавшаяся летом 1937 г., могла привести к непредсказуемым последствиям для капитана Кононова. Некоторую защиту давало получение академического образования. Еще в марте 1936 г. Кононов стал слушателем заочного отделения Военной академии им.Фрунзе. В ноябре 1937 г. он был зачислен слушателем на основное отделение и в 1938 г. окончил академию. К тому же периоду относится дошедшая до нас благополучная служебная аттестация: “Должности вполне соответствует. Может быть назначен на строевую работу на должность командира кавполка, и после получения соответствующей практики может быть неплохим помощником командира кавдивизии. Предан делу партии Ленина – Сталина и социалистической Родине. Политически и морально устойчив. Политически грамотен хорошо. В жизни парторганизации принимает активное участие. Партвзысканиям не подвергался.” В 1938 г. приказом наркома Ворошилова. Кононову было присвоено звание майора – последнее в рядах РККА.

Академическое образование предполагало использование на крупных штабных должностях, поэтому в сентябре 1938 г. Кононов стал начальником I (оперативного) отдела штаба 2-го кавкорпуса Киевского особого военного округа и участвовал в советско-польской войне 1939 г.

Советско-финская война 1939-40 гг. воочию продемонстрировала не только низкую тактическую армейскую подготовку РККА. За антисоветскую агитацию пропаганду в войсках действующей армии особыми отделами НКВД по официальным данным было арестовано 843 бойца и командира. Тяжелые поражения в декабре 1939 г. 7-й армии на Карельском перешейке, а также 8-й и 9-й армий севернее Ладожского озера похоронили надежды советизации гордой Финляндии к 21 декабря – 60-летию Сталина. Из внутренних округов на фронт перебрасывались боеспособные полки и батальоны, спешно собранная техника и маршевое пополнение, откомандировывались строевые командиры, среди них и Кононов.

Позднее он вспоминал, что уже тогда хотел перейти на сторону финнов и во главе добровольческого отряда из военнопленных начать боевые действия против советской власти, рассчитывая в большей степени на пропагандистский эффект. Однако Кононов к финнам не ушел, напротив, отличился в безысходной ситуации, сложившейся для 8-й армии. Во главе 436-го полка 155-й дивизии, наступавшей на Иломантси севернее Ладоги, он отбивал ожесточенные атаки до 5 финских батальонов IV армейского корпуса в районе оз. Кюля-ярви – р. Койта-йоки. Несмотря на катастрофические условия, дивизия избежала таких ужасных потерь, какие понесли другие дивизии на Ладоге. В этом – заслуга всего комсостава 155-й, в т.ч. и Кононова. За боевые заслуги “на фронте борьбы с финской белогвардейщиной” он был награжден орденом Красной звезды – наградой, говорившей для оставшихся в живых после приладожской мясорубки весьма о многом. После войны все кадровые перестановки приняли упорядоченный характер, но к штабной службе казак-орденоносец не вернулся. 15 августа 1940 г. Кононов официально вступил в командование 436-м полком 155-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в районе Барановичей в Западном особом военном округе.

Командовал дивизией генерал-майор П.А. Александров, по достоинству оценивавший командирские качества Кононова. Из 35 красноармейцев, награжденных “за добросовестное и старательное отношение к огневой подготовке” на дивизионных сборах 10 мая – 10 июня 1941 г., 17 бойцов служили в 436-м стрелковом полку. В январе и апреле 1941 г. Александров подписывал на Кононова превосходные служебные аттестации для присвоения звания подполковника.

Иван Никитич, несомненно, отличался талантом общения с подчиненными, ему удавалось налаживать отношения с бойцами на том уровне, на котором это традиционно делали казачьи офицеры. Автор книг о Кононове донской казак К.С.Черкассов так описывал привычки “батьки”: “Если нужно было отдать распоряжение или просто обратиться…, он говорил: “А ну-ка, славный, сбегай в 5-ю роту”, или в разговоре с неряшливым красноармейцем говорил: “Ты, сынок, приведи себя в порядок, боец должен быть примером всем другим”. Слова “сынок” и “славный” у Кононова не сходили с уст…”. Школа ВЦИК и Академия особого образования ему не прибавили, - Кононов писал с ошибками, в разговоре часто употреблял мат, но при всем при этом притягивал к себе, обладая лихостью, удалью и бесшабашной храбростью.

Притягательность этого незаурядного человека была в том, что он родился для войны, причем для войны гражданской со всеми ее специфическими чертами. Будучи беспощадным в бою и к своим, и к чужим, сын повешенного казачьего есаула при этом никогда не щадил собственной жизни, не прятался за спины красноармейцев или казаков и снисходительно закрывал глаза на слабости подчиненных. В отличие от многих командиров, присоединившихся к Власовскому движению в 1943-44 гг. и занимавших штабные должности, Кононов 4 года провел на фронте, где, за редким исключением, война шла без правил с обеих сторон. Учитывая его личностные особенности и специфику партизанской войны, стоит признать, - Кононову фантастически везло в умении остаться живым.

В свою очередь, везение только еще больше мифологизировало образ “батьки”. Никто не знал, чего от него ожидать - похвалы, расстрела, награды, подзатыльника или глотка водки из “батькиной” фляги. Кононов действительно ненавидел советскую власть. И, может быть, в еще большей степени, чем участники Белого движения. Ненависть носила подсознательный характер, к ней примешивалась не только горечь от личной семейной драмы и вечных воспоминаний о жуткой коллективизации. Кононов не мог простить режиму внутренней раздвоенности, многолетнего подавления собственных чувств и эмоций, вынужденной партийности и “службы за совесть”. Наконец, майор Кононов не мог простить советской власти того, что она заставила его стать перебежчиком. В немалой степени указанные обстоятельства делали его жестоким.

Всю службу в РККА Кононов мечтал почувствовать себя донским казаком и в этом качестве принять посильное участие в свержении тотальной власти НКВД-ВКП(б), у которой, по его глубокому убеждению, и серьезных защитников-то быть не могло. Но за осуществление своей мечты ему пришлось заплатить огромным моральным комромиссом и гораздо раньше, чем это сделал А.А.Власов.

Несмотря на аттестации командира дивизии, подполковником РККА командир 436-го стрелкового полка стать так и не успел. Началась война, по своей масштабности и трагичности мгновенно затмившая бездарную финскую кампанию.

Кононов в Главном управлении кадров НКО числился пропавшим без вести с 31 июля 1941 г., о его судьбе и обстоятельствах перехода на сторону немцев до сих пор существуют противоречивые версии. Сам он в письме к историку Б.Н.Николаевскому 26 апреля 1948 г. описывал происшедшее следующим образом: “ В 1941 г. 22 августа я со своим полком полностью совершенно добровольно, перехожу на сторону немцев, до перехода договорившись с немцами, что они помогут и не станут препятствовать в организации вооруженных антикоммунистических освободительных сил из людей Советского Союза”. По советским версиям, Кононов “сдал полк, оборонявший Смоленск, немцам” или “поставил полк в крайне невыгодное положение, несколько десятков бойцов сдались вместе со своим командиром”.

Представляется любопытной версия полковника Власовской армии В.В.Позднякова. Начальник химслужбы 67-го стрелкового корпуса подполковник Поздняков приезжал в полк Кононова вскоре после того, как 3-4 августа 1941 г. тот нанес поражение противнику в арьергардном бою в районе Погоста. В письме Б.И.Николаевскому от 6 июня 1948 г. Поздняков сообщил, что инспектировал 436-й стрелковый полк: “ Майор Кононов… сдался в плен немцам 22 августа 1941 г. (вместе с одним из своих батальонов, будучи в окружении) и сразу же заявил, что хочет принять участие в вооруженной борьбе с большевизмом”. Таким образом, вероятнее всего с Кононовым 22 августа 1941 г. на сторону немцев перешла большая группа бойцов и командиров, включая заместителя командира полка по политчасти батальонного комиссара Д.Панченко.

Мотивация Кононовым своих действий произвела на немцев сильное впечатление, и он был направлен в штаб 4-й армии, где 6 сентября 1941 г. на допросе в армейском разведотделе Абвера вновь повторил желание сформировать добровольческий казачий полк и принять с ним участие в боях. Кононовым заинтересовался командующий войсками безопасности тыла группы армий “Центр” генерал М. фон Шенкендорф – противник гитлеровской колониальной политики, убежденный в необходимости “привлечения местного населения на свою сторону и спокойного взаимодействия с ним на основе организованности и порядка”.

Вермахт проигнорировал известное высказывание Гитлера, сделанное 16 июля 1941 г. по поводу невозможности ношения оружия славянами, чехами, казаками и украинцами. Уже в августе 1941 г. в Велиже северо-восточнее Витебска по инициативе начальника штаба 9-й полевой армии Вермахта полковника К.Векманна началось формирование русского добровольческого отряда из военнопленных и перебежчиков во главе с выпускником Николаевского кавалерийского училища ротмистров Заустинским.

По утверждению Позднякова, 10 сентябре 1941 г. Шенкендорф получил санкцию на создание донского казачьего полка во главе с Кононовым, хотя официальное разрешение Главного командования сухопутных сил на создание отдельных казачьих сотен по борьбе с партизанами в тыловых районах Восточного фронта последовало 6 октября 1941 г. Действия Кононова курировал представитель Абвера лейтенант граф Г.А.Риттберг. Так в начале осени 1941 г. начались новая служба и новая жизнь Ивана Кононова…

Не позднее сентября 1941 г. он начал отбирать добровольцев из шталагов №313 (Витебск), №341 (Могилев), дулагов №127 (Орша), № 220 (Гомель), №240 (Смоленск) и других лагерей военнопленных. К 28 октября 1941 г. казачья добровольческая часть под №102 во главе с Кононовым завершила формирование в Могилеве, в честь чего позднее кононовцы выпустили памятный знак.

В 1946 г. на допросе в УНКВД по Новосибирской области пленный майор Г.А. Риттберг сообщил, что к 9 ноября 1941 г. в подчинении Кононова был эскадрон (200 чел.), переформированный к августу 1942 г. в 600-й отдельный казачий дивизион из 6 эскадронов. Однако Кононов и Поздняков в письмах 1948 г. к Николаевскому утверждали о создании осенью 1941 г. именно 102-го Донского казачьего полка (численностью от 1799 до 3000 чел.), переименованного позднее в 600-й казачий батальон (дивизион). Не исключено, что в частных разговорах кононовцы называли дивизион полком.

Как бы то ни было, в августе 1942 г. Кононов имел право утверждать, что командует значительным подразделением. Согласно записям из дневника Шенкендорфа, 102-й казачий батальон состоял из 2 кавалерийских эскадронов, 2 эскадронов самокатчиков, 1 артиллерийского взвода на конной тяге и 1 взвода противотанковых орудий; всего в части насчитывалось 1043 бойца и командира. Самые различные источники свидетельствуют, что кононовцы отличались боеспособностью и неоднократно заслуживали благодарности от командования корпусом сил безопасности армейского тыла группы армий “Центр”.

В начале 1942 г. кононовцы участвовали в составе 88-й пехотной дивизии Вермахта в боевых действиях против партизан и десантников окруженного корпуса генерал-майора П.А. Белова под Вязьмой, Полоцком, Великими Луками, на Смоленщине. Зимой 1942 г. на фронт в 102-й батальон Кононова из офицерского лагеря военнопленных Югославской армии VI-C с группой русских офицеров прибыл А.Н. Пуговочников – полковник лейб-гвардии Уланского полка, ставший в чине майора заместителем и единомышленником Кононова.

С весны 1942 г. казачий батальон Кононова успешно использовался в борьбе с партизанами в радиусе 40-50 км. от Могилева. Казаки уничтожали лесные партизанские базы. В свою очередь партизаны уничтожали тех, кто помогал кононовцам, а также захваченных в плен казаков, - и партизанский террор 1942-43 гг. был не менее страшен, чем немецкий. Кононов фактически участвовал в новом витке гражданской войны без правил, развернувшейся на оккупированной территории между партизанами и восточными добровольцами, о чем красноречиво свидетельствуют выдержки из дневника Шенкендорфа: “ 4.09.1942 г. 102-й казачий батальон с боем захватил и разрушил пять партизанских лагерей. Противник понес большие потери в живой силе, захвачено различного рода оружие и боеприпасы, а также снаряжение. В бою разбита партизанская банда, совершившая 22 августа нападение на автоколонну на дороге Витебск – Бешенковичи.
9.09.1942 г. В ходе операции “Рысь” нами занято на восточном участке несколько покинутых партизанских лагерей. 102-й казачий батальон захватил 34 пленных и различное оружие.
22.10.1942 г. Приказ по корпусу №123 об объявлении благодарности 600-му казачьему батальону по случаю годовщины его создания.
29.10.1942 г. Настроение казаков хорошее. Боеготовность отличная… Поведение казаков по отношению к местному населению беспощадное”.

В 1942 г. Кононов был произведен в чин подполковника (войскового старшины), в ноябре-декабре 1942 г. началось официальное преобразование 600-го казачьего батальона в дивизион, который даже иногда именовался полком. В феврале 600-й Донской казачий дивизион Кононова включал в себя штаб, 6 кавалерийских эскадронов, 2 эскадрона самокатчиков, эскадрон мотоциклистов, артиллерийский дивизион – всего около 2300 человек. Последнее пополнение из лагерей военнопленных в Германии прибыло в марте 1943 г., среди добровольцев многие не были казаками. 15 апреля 1943 г. большая часть 3-го и 4-го эскадронов, а также артдивизиона, перебив немецких связистов и казачьих офицеров, ушла в лес к партизанам. Это вызвало бурю эмоций со стороны “элитных” 1-го и 2-го эскадронов, а также старых кононовцев, причем не только природных казаков. По собственному признанию Кононова: “У меня в частях и соединениях, не только были казаки – были буквально все национальности вплоть до греков, французов и других национальностей”. В отличие от генерала П.Н. Краснова, Кононов надеялся на санкционирование немцами широкого российского антисталинского движения, в которое вольются казаки из Восточных войск Вермахта.

Еще в январе 1943 г. 600-й казачий батальон в Могилеве посетил генерал-лейтенант А.А. Власов, поездку которого по тылам группы армий “Центр” организовывал один из главных участников антигитлеровского заговора полковник Х. фон Тресков. Кононов и Власов произвели друг на друга хорошее впечатление, тем более что психологически им было легко найти общий язык. С момента встречи Кононов стал убежденным сторонником подчинения всех восточных добровольческий формирований Власову.

Однако после ряда патриотических публичных выступлений на оккупированных территориях в первой половине 1943 г. Власов оказался под домашним арестом. Генерал-фельдмаршал Кейтель 1 июля 1943 г. в специальном приказе подчеркнул – “развертывание власовской освободительной армии сведено к масштабам, предусмотренным фюрером”, а “великорусская идея Власова отменена”. Для Кононова это был еще более сильный удар, чем новый переход к партизанам 16 казаков во главе с эмигрантом князем Н. Гагариным 18 июня 1943 г. в Осиповичском районе Могилевской области. На фоне столь тяжелых новостей парадоксально выглядело сообщение об отправке кононовцев в оккупированную Польшу, где на полигоне в Млаве с апреля 1943 г. под командованием полковника Г. фон Паннвица создавалась 1-я казачья кавалерийская дивизия Вермахта.

Многие русские офицеры увидели в формировании крупного казачьего соединения хорошие перспективы. Но Кононов был разочарован кадровой политикой - все должности от командира дивизиона и выше занимали немецкие офицеры. Следуя собственной традиции и личной просьбе Власова, строптивый войсковой старшина наотрез отказался придерживаться этих правил укомплектования командных должностей. И ему удалось отстоять свои позиции. На базе 600-го казачьего дивизиона летом 1943 г. в Млаве возник 5-й Донской казачий полк, вошедший во II Кавказскую бригаду полковника Боссе. Должность командира полка занял Кононов, немецкие офицеры отсутствовали.

29 сентября 1943 г. началась переброска дивизии в Югославию, ставшую для казаков основным театром военных действий до конца войны. В условиях горной, маневренной войны почти 15-тысячная казачья дивизия оказалась незаменимой, став грозным противником коммунистических партизан И.Б.Тито. В мае-июне 1944 г. в дивизии побывал бывший командир Донского корпуса в 1920 г. генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов, сообщивший письмом начальнику РОВС генерал-лейтенанту А.П. Архангельскому, что более других полков боевыми отличиями отмечен 5-й Донской, одновременно занимающий и первое место по грабежам в партизанских деревнях.

В 1944 г. Кононов стал полковником, к ордену Красной звезды прибавились Железные кресты 2-го и 1-го классов, Рыцарский крест Хорватской республики, многочисленные медали. Полк Кононова отличился в Босанском походе II-й Кавказской бригады (зима 1943-44 гг.), в районе Дарувар – Пакрац восточнее и юго-восточнее Загреба (август 1944 г.). Кононовцы уничтожили ряд баз титовцев и лишили врага всяческой инициативы при кровопролитном штурме города Банья-Лука (сентябрь 1944 г.). Но наибольший успех Кононов стяжал в бою с регулярными частями 57-й армии генерал-лейтенанта М.Н. Шарохина.

26 декабря 1944 г. 3-й Кубанский полк подполковника Р. Лемана, 5-й Донской и 6-й Терский подполковника К. цу Зальм-Хорстмара в ожесточенном бою в районе населенных пунктов Вировитица, Старый Градац и Питомач нанесли тяжелое поражение 233-й Кременчугско-Знаменской стрелковой дивизии полковника Т.И. Сидоренко. В бою, в котором Кононов командовал полком прямо на поле боя, был разбит 684-й артиллерийский полк майора Ш.К. Ахмеджанова, а 703-й Белградский Краснознаменный стрелковый полк подполковника М.Д. Шумилина был почти полностью уничтожен.

На рубеже 1944-45 гг., в связи с развертыванием 1-й казачьей дивизии в XV Казачий кавалерийский корпус (в подчинении СС), на базе 5-го Донского полка началось формирование Отдельной казачьей пластунской бригады, под именным шефством Кононова. В командование бригадой вступил сам “батька”. В марте-апреле 1945 г. бригаду предполагалось развернуть в 3-ю казачью дивизию, к концу войны в нее входило 7-й и 8-й пластунские, а также 9-й кавалерийский полки и разведбатальон – всего до 7000 казаков. Весной 1945 г. казаки продолжали сражаться против титовцев и болгар в так называемом “подравском мешке” – узком коридоре вдоль Дравы. Но полковник Кононов в последних боях почти не участвовал, посвятив себя заботам о судьбе Вооруженных сил Комитета освобождения народов России, более-менее сложившихся к исходу зимы 1945 г.

Несмотря на серьезное противодействие со стороны главного управления Казачьих войск генерала Краснова переподчинению ВС КОНР казачьих корпусов, подавляющее большинство казаков XV и Отдельного корпусов требовали этого. Кононов использовал собственный авторитет и влияние на генерал-лейтенанта Паннвица, чтобы ускорить переподчинение. 25 марта 1945 г. в Вировитице состоялся съезд казачьих фронтовиков, постановивший “войти под общее командование А.А. Власова, с требованием ликвидации ГУКВ, как отжившего органа”. Решения съезда в Вировитице, организованного “батькой”, власовцы использовали в апреле 1945 г. для подчинения обоих казачьих корпусов в Югославии и Северной Италии. Однако реального объединения всех частей и соединений ВС КОНР к моменту капитуляции Германии не произошло, более 120000 власовцев были разбросаны на большом расстоянии, что во многом предопределило их трагическую судьбу в британском и американском плену.

1 апреля 1945 г. Кононов был произведен в генерал-майоры ВС КОНР. По ряду свидетельств главком ВС даже назначил его на должности походного атамана всех казачьих войск и командира XV ККК, однако это назначение носило чисто номинальный характер. В апреле 1945 г. Кононов принял обязанности офицера связи с Власовым. Командиром Кононовской бригады стал соратник “батьки” с осени 1941 г., бывший кадровый командир РККА полковник И.Г. Борисов, разделивший судьбу большинства казаков корпуса в мае 1945 г.

В середине апреля 1945 г. Кононов отправился в Северную Италию, где в Толмеццо встречался с походным атаманом Казачьего Стана генерал-майором Т.И. Домановым. Конфиденциальные переговоры с последним 14-15 апреля сыграли важную роль в подчинении атамана главкому ВС КОНР. В конце апреля Кононов в последний раз встретился с фон Паннвицем, получив от него приказ разыскать Власова, находившегося в это время в Чехии, где решалась судьба мятежной 1-й дивизии РОА. Они встретились в селе Козоеды 5 мая 1945 г. в канун вмешательства власовцев под командованием Буняченко в Пражское восстание. Подробности последнего разговора двух генералов нам известны лишь в интерпретации К.С. Черкассова. Власов тяготился решением Буняченко, считал себя обреченным и беспокоился лишь о судьбе своих солдат, вынужденных сдаваться союзникам без всяких гарантий. Кононов покинул главкома между 8 и 10 мая. Он надеялся отыскать своих казаков в Австрии, куда они прорывались с боями из Хорватии и Словении, чтобы сдаться подразделениям 6-й танковой дивизии 8-й британской армии.

Чины Кононовской бригады были насильно репатриированы в советскую оккупационную зону представителями 46-й британской пехотной дивизии 28 и 30 мая 1945 г. из лагеря в районе Клагенфурта (Австрии). Командир бригады Борисов покончил с собой, избежать выдачи удалось немногим. “Батьки” среди выданных на расправу не было.

Кононов сумел пробраться в Австрию и перешел на нелегальное положение в американской зоне. Представители советских репатриационных комиссий и главного управления СМЕРШ настойчиво искали его по многим беженским лагерям. Как и полковника В.В. Позднякова в советской оккупационной зоне, Кононова заочно приговорили к расстрелу. Тем не менее, он оказался единственным генералом Власовской армии из числа кадровых командиров РККА, сумевшим избежать насильственной репатриации. В 1946-48 гг. Кононов скрывался под Мюнхеном, не регистрируясь ни в одном из лагерей “перемещенных лиц”, где проживало немало власовцев. Досуг коротал за шахматами, по воспоминанию одного свидетеля, “сильно переживая из-за каждого проигрыша”. Германию Кононов не любил, называя ее в письмах “проклятой, каменной и бессердечной”.

В феврале 1948 г. в нью-йоркском “Социалистическом вестнике” историк Б.Николаевский напечатал статью “О старой и новой эмиграции”, одним из первых пытаясь по-новому взглянуть на феномен Власовского движения. Кононов откликнулся длинным письмом. В конце концов Николаевский помог “батьке” покинуть американскую оккупационную зону в Германии и выехать в Австралию.

Политический опыт Кононова в эмиграции оказался неудачным. Самые значительные власовские организации (Союз борьбы за Освобождение Народов России и Союз Воинов Освободительного Движения) и старые казачьи организации отказались принимать его в свои ряды. Кононов попытался создать собственную организацию – Всеэмигрантское Антикоммунистическое Зарубежное Объединение, не получившие развития из-за его переезда в Австралию на рубеже 40-50-х гг. Не приняли Кононова и белогвардейцы. После выхода 1-го тома апологетической книги К.С. Черкассова “Генерал Кононов” в 1963 г., на автора и самого “батьку” обрушились гневные отклики эмигрантской печати. Их обвиняли в “гнуснейших атаках” на Добровольческую армию, именовали “разлагателями казачества”, “идеологическими беспризорниками”. Однако Кононов в полемику не вступил. В Австралии он поселился в Аделаиде и жил замкнуто, прилежно посещая православный храм.

Кононов активно разыскивался советскими органами ГБ. С 1956 г. его фамилия постоянно в “Алфавитных списках агентов иностранных разведок, изменников Родины, участников антисоветских организаций, карателей и других преступников”, подлежащих розыску КГБ. Возможно, что розыск достиг поставленной цели: 15 сентября 1967 г. Кононов погиб в автомобильной катастрофе в возрасте 67 лет.

Судьба этого незаурядного человека принадлежит казачеству. Его можно обвинять и оправдывать, но в любом случае необходимо в первую очередь понимать – в его личной трагедии отразилась история казачества первой половины ХХ-го столетия, катастрофа сотен тысяч людей, изломанных режимом, античеловеческая сущность которого до конца так и не осознана всей Россией. Лишь после этого осознания мы вновь сможем вернуться к жизненному пути казака станицы Ново-Николаевской Ивана Никитича Кононова…

К.Александров Журнал “Посев”

“Не сотвори себе кумира…”

Важнейшая задача российской исторической науки сегодня – воссоздание объективной и полной истории государства, исторический путь которого в ХХ веке изобиловал крутыми и драматическими поворотами, сопровождался крупными социально-политическими потрясениями. В русле новых подходов к изучению пройденного страной пути немаловажное значение приобретает исследование Русского Освободительного Движения в годы 2-й мировой войны.

Отношение к данной теме может быть различным, но РОД как явление – свершившийся исторический факт, незнание которого обедняет российскую историческую науку. Появление сотен тысяч “советских коллаборационистов” в годы 2-й мировой войны – беспрецедентное явление в истории народов России. И уже только по этой причине оно требует объективного научного исследования и всестороннего анализа.

Как в любой жизненной ситуации, в Русском Освободительном Движении были не только свои герои, но и весьма неоднозначные, сложные фигуры, вызывавшие горячие споры в среде русской эмиграции. При отрицании вчерашних догматов советской истории желание быстрее заполнить все ее белые пятна, незнание фактов, отсутствие доступа к архивам (как зарубежным, так и российским) – порой приводят к другой крайности. И возведение в ранг “святых” некоторых спорных фигур – вчерашних “врагов народа” – напоминает не только ошибки известных многим методов советской пропаганды, но и чревато последствиями. Возможное последующее развенчивание “героев” разочаровывает, порождает недоверие ко всему, что было связано с ними.

Сказанное во многом относится и к фигуре И. Кононова. Его биография еще требует внимательного изучения и объективного осмысления, как и его роль в РОД и казачьем движении.

В частности, даже казачье происхождение Ивана Никитовича достаточно сомнительно и отрицалось, в том числе, многими казаками в эмиграции (хотя сама фамилия Кононов широко распространена среди донцов). Надеюсь, что в ближайших номерах “Станицы” удастся более подробно рассказать о некоторых неизвестных сторонах биографии И. Кононова, сопроводив рассказ архивными материалами. Сейчас же ограничусь лишь самой постановкой вопроса – и некоторыми штрихами мифологического образа “казачьего вождя”.

По словам самого Кононова (подкрепленным копией страницы дневника, воспроизведенной в книге К. Черкасова “Генерал Кононов”), он перешел на сторону немцев добровольно, причем вместе со своим полком (кроме нескольких отказавшихся комиссаров), и даже с полковым знаменем. В тоже время сохранились документы, в которых сообщается, что он был взят в плен, и не вместе с полком, а в группе из нескольких офицеров. Что же касается личного состава полка, то часть его еще некоторое время продолжала боевые действия против немцев. И с полковым знаменем не все ясно: во всяком случае, ныне оно находится в музее, именовавшемся ранее “Музеем Вооруженных сил СССР”.

Косвенным подтверждением сказанного являются и показания немецкого офицера связи при Кононове Ритберга. На одном из допросов в СМЕРШ он показал, что при формировании своей первой казачьей сотни в составе Вермахта Кононов объехал несколько лагерей для военнопленных красноармейцев и завербовал несколько десятков человек. О личном составе полка, который, по словам Кононова, подбирался им с финской кампании, немецкий офицер ничего не говорит.

Во всяком случае, оказавшись у немцев, Кононов “вспомнил”, что он казак. Мы знаем, что отношение к казакам со стороны немцев было более лояльным, нежели к другим народам, тем более к русским. Отсюда, наверное, и первый призыв будущего генерала: “первый враг – русские, второй - большевики” (это, в частности, зафиксировано не только в документах, но и было услышано автором от казаков, хорошо знавших Кононова). Впоследствии, впрочем, правильно оценив военную обстановку, он изменил свое отношение к этому вопросу и ратовал за объединение всех сил под эгидой Русской Освободительной Армии.

Не до конца известны и действия Кононова на заключительном этапе войны. По мнению казачьих генералов Науменко и Полякова, он в тяжелую минуту бросил казаков, отбыв из 15 ККК в штаб Власова. Согласно некоторым воспоминаниям власовских офицеров, там тоже не все вполне ясно – есть указания на то, что Кононов выбивал себе должность командира корпуса, будто-бы уговаривая главнокомандующего ВС КОНР сместить Г. фон Паннвица. Так или иначе, но генерал Гельмут фон Паннвиц был казнен в Москве, добровольно решив разделить участь своих казаков. Генерал же Кононов оказался в Австралии.

Известно, что некоторое время Кононов состоял в рядах активной антисоветской организации – Союз Андреевского Флага, где не пользовался особым авторитетом, вскоре вышел из нее и отошел, по-существу, от какой-либо борьбы с большевизмом.

А. Окороков
Общеказачья газета “Станица” №2(35)

Стр.1 Стр.2 Стр.3

Назад На главную