Статья опубликована без разрешения автора. Претензии mon84@mail.ru
Александр Шекшеев
кандадат исторических наук
ХАСХЫЛАР
Аборигены Саяно-Алтая и власть: обострение отношений
Оттеснённые русской колонизацией в глубину своей территории и зачисленные в оседлые, хакасы, которых в 1920 году насчитывалось 43,8 тысячи человек, были вынуждены использовать более интенсивные методы аграрного производства. Их экономика, в которой приоритетным оставалось животноводство, была многоукладной и характеризовалась низким уровнем товарности. В хозяйствовании на первое место хакасы ставили не столько его эффективность, сколько некую справедливость распределения произведённых продуктов. Свои отношения с любой русской администрацией хакасская общественность прежде всего строила, добиваясь от неё административно-территориального оформления консолидации ачинских и минусинских "инородцев".
Находясь в сильной зависимости от человеческого окружения и будучи защищёнными на случай беды, хакасы являлись скованными в своих поступках системой традиционных ценностей. На бытовом уровне поведенческие стереотипы коренного населения складывались под влиянием сложившихся взглядов, норм и привычек, характерных для вольной и коллективной жизни вчерашних полуномад, проживания в степных пространствах, окружённых горно-таёжным рельефом, и специфики народорасселения, что и порождало их некоторые особенности. Так, например, родоплеменной состав населения диктовал компактное проживание 75% всех хакасов селениями, где многие жители относились к одному роду и часто носили одну и ту же фамилию. Такая концентрация родственного населения, укрепляя кровные узы и отношения внутри сельской общины и, напротив, порождая недоверие к чужакам и неприязнь к доносчикам, способствовала созданию круговой поруки.
Между тем, основные мотивы поведения хакасов, направленные прежде всего на сохранение и воспроизводство жизни, определялись ещё и внешним фактором – политикой государства, деятельностью его представителей и просто лиц, пытавшихся решить свои проблемы за счёт местного населения. В условиях самодержавия Сибирь оставалась регионом относительной мировоззренческой терпимости и сохранения национально-культурного своеобразия. Коренным и пришлым этническим группам было свойственно умение уживаться друг с другом. Но всегда возможным являлось недопонимание между представителями большого и маленького по численности народов. Последним принципиально необходимо было ощущение уважительности со стороны многочисленных соседей, что зачастую ценилось выше даже материальных благ.
При постфевральском многовластии и свободах, дарованных революцией 1917 года, наблюдались случаи, когда новосёлы и бывшие ссыльные, устраивая потравы и вытаптывания своих земельных участков скотом "инородцев", потом его конфисковывали и таким путём наживались. Или казаки, объявляя себя защитниками коренных жителей от грабителей, принуждали население отрабатывать эту "службу" целыми селениями. Недовольство выражали, например, монокские хакасы по поводу захвата казаками земель, необходимых населению для пастбищного скотоводства и заготовки сенофуража. Сопротивлялись взиманию недоимок жители улуса Средний Туим. В свою очередь, хакасы весной 1918 года использовали земли Батеневской экономии под выпас своих лошадей.
Пришедшие к власти после октября 1917 года большевики помогали коренному населению в создании и деятельности органов его самоуправления. Хакасы же не поддержали антисоветский казачий мятеж, а их представители на одном из последних крестьянских съездов Минусинского уезда выступили вместе с совдеповцами. Лишь когда антибольшевистское повстанчество набрало силу, к нему присоединились отряды "хакасских баев". Однако новые власти земство из семи национальных волостей так и не создали. В то же время они, в отличие от царской администрации, пытались использовать хакасов на военной службе. Зачисленные казаками в атаманскую сотню 74 добровольца из коренного населения вскоре разбежались. 7 и 14 июня 1919 года мобилизации подверглись 165 хакасов, которые затем в составе двухсотенного дивизиона Енисейского казачьего войска были отправлены на фронт. В дальнейшем белые, учитывая протесты местной общественности относительно службы хакасов за пределами "инородческих" волостей, от проведения их мобилизации отказались, а дивизион вернули обратно. Но этот случай позволил победившим большевикам рассматривать коренное население в качестве опоры колчаковского режима и преследовать его представителей по политическим мотивам.
Красный бандитизм
Осуществляя зачистку территории от остатков колчаковцев и сторонников их режима, партизаны, чекисты, вохровцы и милиционеры изымали у хакасов продукты и имущество, уничтожали не только "подозрительных" лиц, но и путём провокаций – жителей целых селений. Например, в октябре 1920 года отряд под командованием П.Л. Лыткина ликвидировал 34 хакаса из улуса Большой Арбат, заподозренных в "казачьем бандитизме". Зимой 1921 года правительственные войска и силы самообороны, преследуя прорвавшихся в Хакасско-Минусинскую котловину крестьянских повстанцев, но, оказавшись не в состоянии справиться с местным "бандитизмом", вымещали своё бессилие на мирных жителях. Распространяя слухи о нахождении в каком-нибудь селении "банды", они врывались в него, подвергая население арестам и расстрелам, а его имущество разграблению. Некоторые руководители в Кызыльской, Шарыповской волостях Ачинского уезда использовали в борьбе с повстанчеством массовое удушение и утопление в водоёмах лиц, подозреваемых в пособничестве. Там же в апреле – мае 1921 года отряды коммунистов и милиционеров, передвигаясь по улусам и требуя от населения в кратчайшие сроки выдать "банды", убили нескольких хакасов. Поведение представителей власти обострило отношение хакасов к русским до такой степени, что собравшийся в июне 1921 года в улусе Тартачаков национальный съезд постановил с целью обособления от русского населения создать в Минусинском уезде новую Черно-Подкаменскую волость. Однако с усилением повстанчества и вводом на территорию Ачинско-Минусинского района частей особого назначения (ЧОН) красный бандитизм продолжил своё существование, вызывая острое недовольство среди коренного населения.
Продразверстка
Перейдя с лета 1920 года к изъятию у крестьянства продовольствия чрезвычайными мерами, советская власть вовлекла в продразвёрстку и хакасское население. Но её взимание, продолжающееся даже после Х съезда РКП(б) (март 1921 года), объявившего о переходе к продналогу, привело к тому, то из-за постоянного недоедания среди хакасов стали распространяться тифозные заболевания. Заготовки скота сопровождались его гибелью и резким ухудшением отношения населения к коммунистическому режиму. Очевидец, совершивший поездку по уезду, 15 мая 1921 года писал минусинскому руководству: "Проехав обе стороны р. Абакан, пришлось наблюдать картину полного разрушения; широчайшие степи пестрят усыпанными трупами павших лошадей и скота, всюду зловоние… Настроение инородцев в полном смысле антиправительственное… Народ уезда доведён до высшей степени напряжения против действия райпродорганов". К тому же, местные власти потребовали сдачи хакасами охотничьего оружия, что лишило таёжников основного промысла, использовали молодёжь на лесоповале, потворствовали правоохранительным органам в расстрелах добровольно сдавшихся повстанцев и заложников, а бедноте – в сведении личных счётов с "классовыми врагами".
Ответными были такие отношения "инородцев" к советской власти, которые милиция называла "враждебными с самого начала". Позднее и западные источники информировали своих читателей о том, что хакасы в 1918 – 1923 годах выступали против коммунистов.
Повстанчество
Протестное поведение крестьянства, как известно, часто выражалось в форме повстанчества. Данное явление в советское время было упрощённо объединено с уголовной преступностью и скрывалось под понятием "бандитизм". Но, вопреки правовой терминологии, утвердившейся тогда в обществе, хакасы называли своего "бандита" "хасхы" ("беглец"), а группу "бандитов" – "хасхылар" и видели в них прежде всего лиц, вынужденных бежать от преследования властей в тайгу, народных защитников и мстителей. В прошлой социально-политической жизни сравнительно небольшого хакасского этноса хасхылар не были рядовым явлением. Свидетельством этого является народная память, которая сохранилась в легендах и следующих, например, фрагментах хакасского песнопения (в пер. К.Т.Нербышева и в публикации В.А.Солоухина), которое считалось в традиционном обществе проявлением высшей мудрости:
Буйный Июс за спиной у нас,
Земля отцов за спиной у нас.
Мы покинули мирный очаг,
Разорил его лютый враг.
Но ружьё в руке, а пуля в стволе
И сабля острая на боку.
С бесчинствующими на родной земле
Не сражаться я не могу.
О, мой конь гнедой, что меня носил,
Где же ты и где же твоё седло?
Час последний мой наступил,
На расстрел ведут за село.
Придёт это время, мой друг,
Придут рассветы счастья.
Наши голоса не умрут
Среди белых берёз и счастья!
Напротив, в мемуарных и краеведческих публикациях советского времени хасхылар почти не упоминались или выставлялись сугубо в отрицательном свете, а позднее эта тема в качестве отдельного аспекта не выделялась и не изучалась.
Впервые такую форму борьбы и выживания применило население сагайских улусов Верхнего Аскиза, когда в конце ноября – начале декабря 1919 года на их территории появились наступавшие по енисейскому левобережью партизаны Тальского полка армии А.Д.Кравченко – П.Е.Щетинкина. Воспринимая его бойцов как деструктивную силу, способную разрушить налаженную жизнь, и пытаясь уйти от них в соседний Урянхай (сейчас – Тува), "инородцы" осложнили продвижение партизанских частей и создали ситуацию, о разрешении которой их командир доносил Главштабу так: "Сюда необходимо силу хорошую и потом пройти всю проклятую татарву и загнать (её – А.Ш.) в Ачинский уезд".С разграблением имущества и расстрелом активных родственников скрывались и препятствовали советскому строительству иресовские Майнагашевы. Периодически перехватывая и ликвидируя милиционеров, они численностью 35 – 50 человек в мае 1921 года совершили налёт на прииск Узунжуль, а затем на волостное село Синявино, но вскоре были вынуждены сдаться.
Среди первых хасхылар типичной являлась биография Антона Чудогашева. Бежав из родного села, куда в поисках оружия приехали красноармейцы, он одно время был соратником Майнагашевых, потом, отделившись, защищал население "золотой чаши" – усть-есинской плодородной долины от грабительских посягательств чужих "банд". По амнистии сдавшись, Чудогашев обеспечил выход из тайги других хасхылар и получил своё первое тюремное заключение.
Одновременно в Ачинско-Минусинском районе существовали группы хасхылар, возглавляемые Аверьяном (Аверко) Аргудаевым, Филиппом Карачаковым, Никитой (Мики) Кулаковым, Мансаром (Манцыркой) Майнагашевым и Матыхом (Матыгой) Шадриным. Человеком, способным в короткие сроки "мобилизовать" до 200 "инородцев", являлся Карачаков, а якобы сторонником колчаковского режима, бежавшим из заключения, Кулаков. Возглавляемая им "банда" была рассеяна красноармейцами 26-й дивизии, но, вновь возникнув, вела активные действия летом 1922 года. Манцырка погиб в пьяной драке от рук сообщников. Скрываться от расстрела, обещанного коммунистами, был вынужден Шадрин. В январе – феврале 1922 года его "банда", состоявшая из 25 – 35 человек, вела бои с отрядом ЧОН, комячейкой, а в апреле ликвидировала советских служащих на ст. Сон. Затем, сдавшись, он стал членом истребительного отряда, действовавшего против других повстанцев.
С мая по сентябрь, когда степной ландшафт позволял совершать быстрые конные переходы и налёты, а тайга надёжно укрывала хасхылар от преследования и могла при необходимости их прокормить, был присущ очередной всплеск "бандитизма".
Осенью повстанцы, часто под напором противника, расходились по улусам, сбывая награбленное и ведя разведку. Ядро же их, приискав надёжное место, оседало на зимовку, чтобы весной, вновь обретя сторонников, начать активные действия. Летом 1922 года хасхылар, находившиеся в "бандах" братьев Родионовых, Кулакова и Астанаева перешли к И.Н.Соловьёву и объединились в Горно-конный отряд имени Великого князя Михаила Александровича, насчитывающий уже около 500 повстанцев. Здесь Кулаков был произведён в сотники, а старший урядник Селивёрст (Силке) Астанаев, в прошлом окончивший училище и служивший писарем в советском учреждении, командовал разведкой.
Хакасская беднота составляла большинство соловьёвского отряда. Значительной была и прослойка женщин (до 20%), что объясняется политикой заложничества, которую использовала власть по отношению к семьям повстанцев, заставляя их спасать своих родственников в тайге, а также "семейным укладом" жизни соловьёвцев. Повстанцы являлись лицами в основном неграмотными и беспартийными, но встречались среди них даже бывшие коммунисты, комсомольцы, милиционеры и красноармейцы, а также удальцы, конокрады и уголовники.
Возникнув как стихийный вооружённый протест против насилия, соловьёвщина являлась в основном повстанчеством, направленным против коммунистов. Но в условиях НЭПа деятельность хасхылар всё более приобретала уголовный характер. Вскоре они, утратив свою социальную опору, потерпели и военное поражение. Силами ширинских хакасов-истребителей за ноябрь 1922 – январь 1923 года были убиты, по разным данным, от 30 до 50, оказались задержанными 125 – 130 соловьёвцев. К погибшим весной 1922 года вожакам Аргудаеву и Карачакову добавился Кулаков, позднее были расстреляны Астанаев и Шадрин. Но даже потеряв в мае 1924 года убитым своего русского "защитника", "брата и друга" Соловьёва, небольшие группы его сообщников продолжали повстанческую деятельность.
Советы и коренное население
Распространение советской власти в национальных окраинах тормозилось отсутствием соответствующих работников из числа коренного населения. Ещё весной 1920 года Минусинский уездный ревком назначил председателями нижестоящих органов в национальные волости хакасов, знающих русский язык, но они оказались "первыми эксплуататорами сородичей". Поэтому сначала на руководящей работе преимущественно использовались приезжие назначенцы, что позволяло коренному населению считать советы властью сугубо русской.
Однако под воздействием различных факторов и прежде всего стабилизации обстановки население пересматривало свои отношения с новым управлением. По-разному относилось к нему крестьянство даже соседних волостей. Например, напуганные разгулом уголовщины мятежные жители Кызыльской волости ко времени ликвидации соловьёвщины уже высказывались за поддержку коммунистов. Напротив, в Синявинской волости, судя по распространяемым весной 1923 года слухам, создание властями "инородческого района" воспринималось некоторыми жителями как совершенная ими якобы из-за боязни вооружённых выступлений хакасов "уступкой", после которой последует полная "автономия" региона, а следом и выселение русских.
Внешне, на официальном уровне, национальные отношения, отношения между хакасами и властью, благодаря деятельности активистов, смотрелись вполне пристойно. В декабре 1923 года делегация от коренного населения приветствовала V Минусинский уездный съезд советов. Выступая под гром аплодисментов со стороны его участников, она заявила, что хакасы верят коммунистам, как "честным работникам", и подарила собравшимся "в знак любви к партии и дружбы с (русским – А.Ш.) населением" красное знамя. В свою очередь секретарь Минусинского укома РКП(б) на торжественном заседании общественности, собравшейся 10 февраля 1924 года по случаю создания Хакасского уезда, поздравил хакасский народ с этим событием и вручил его представителям также красное знамя, "как символ дружбы между хакасским и русским населением".
Но уже летом 1924 года в хакасских селениях проживали 8 тысяч новосёлов. Проникновение в результате массового наплыва переселенцев и строительства Ачинско-Минусинской железной дороги русского населения вглубь территории, заселённой хакасами, вызывало у них негативную реакцию. В ответ на пренебрежительное отношение отдельных русских, считавших коренных жителей "ленивыми", и захвата хакасских земель, например, жителями пристанционного посёлка Шира на Чарковском и Боградском районных съездах советов 1924 и 1925 годов представителями "инородцев" поднимался вопрос о разделении одного из районов на русский и хакасский, а аскизский "кулак" В.Саражаков заявил: "Какая это Советская власть, зажала всех крестьян… Подождите, скоро придут (белые – А.Ш.) партизаны и начнут снова воевать". В 1925 – 1926 годах жители некоторых селений Аскизского района отказывали переселенцам в приобретении домов, наделении землёй, что заканчивалось драками между ними, отрицательно относились к выдвижению русскими своих представителей в состав сельсоветов и даже принимали решения о закрытии хакасской территории для размещения приезжего населения и полном его выселении. При районировании в уездный ревком поступали десятки заявлений от хакасов, отказывающихся входить в общины с преобладанием некоренных жителей.
Отрицательное отношение хакасов к советской власти выражалось не только в поддержке ими соловьёвщины. Представители коренного населения неохотно поступали на службу в милицию, где они в 1925 году составляли лишь 4%, или, будучи учителями, отказывались работать в аппарате советских органов. К осени того же года в регионе насчитывалось только 12 коммунистов и 92 комсомольца из коренного населения. При этом 95% всех хакасов оставались неграмотными, реагируя на выборы в советские органы так: "Мы не знаем русского языка и поэтому незачем участвовать на этих съездах, нужно выбирать депутатов тех, кто знает русский язык". Членами советов всех уровней были избраны лишь 356 хакасов. По свидетельству прокурора Сибирского края П.Г.Алимова, который возглавлял комиссию, обследовавшую состояние партийно-советской работы в ряде районов Приенисейской Сибири, коренное население в середине 1920-х годов, несмотря на создание Хакасского уезда, а затем и округа, не знало толком, что из себя представляла советская власть, регион же не был полностью советизирован. Лишь в 1927 году явка избирателей-хакасов, поднявшись до 59,4%, стала выше, чем в русских селениях.
В то же время немногочисленная интеллигенция положительно восприняла идею объединения южносибирских национальных регионов в Тюркскую республику, которая сначала оглашалась на партийно-советских форумах, а затем была признана сибирским руководством нецелесообразной. В улусах же по-прежнему царил захватно-родовой порядок землепользования, позволявший сосредоточить человеческие ресурсы и орошаемые земли в руках экономически сильной группы коренного населения. Несмотря на то, что социальная стратификация у хакасов являлась более слабой, чем у русских, треть всего скота принадлежала лицам, составлявшим 2,7% от численности всего традиционного социума. Наряду с шаманами-камами, сохранившиеся пугдуры, тенгисы и кистены, то есть крупные скотовладельцы, родовая знать, пользовались большим влиянием на своих сородичей. Так один из них относительно итогов выборов в советы 1928 года заключил: "Для меня совершенно безразлично, что делают комсомол, коммунисты; пусть выбирают кого угодно в сельсоветы, всё равно они будут мои". Астанаев С.З. (Силке)
Православие и язычество в жизни хакасов
Сильными оставались среди коренного населения и отношения его к религии. Когда в крупных русских селениях организовывались торжественные богослужения, на них издалека съезжались тысячи хакасов. Так, например, было в августе 1924 года в с. Шарыпово Ачинского уезда по случаю молебна с "чудотворной" иконой. С июня 1926 года вблизи улуса Карагай Таштыпского района Хакасского округа, где хакас П.Кужаков увидел явление Божие, собирались для молебна до 2 – 3 тысяч человек местного населения.
Однако под влиянием антирелигиозной политики советской власти, расколовшей Православную церковь на тихоновскую и обновленческую, она утрачивала свои позиции в духовной жизни населения. Но вместе с крайним и показным отчуждением от религии среди него наблюдались лихорадочные поиски духовного равновесия, выражавшиеся в распространении сектантства, иных, часто смешанных форм вероисповедания. Таким было, например, поведение молодёжи и женщин Усть-Камыштинского улуса Аскизского района, посещавших местного проповедника Халтариса Троякова, который запрещал им подчиняться сельсовету, вступать в комсомол и колхоз. Или в улусе Красные Ключи в 1930 году была создана организация "Пазарых" ("Поклонение"), состоявшая из 10 – 12 хакасов-трезвенников иоаннитского толка, якобы боровшаяся со вступлением коренного населения в колхоз.
Вместе с тем коренные жители всегда оставались язычниками, что получило наглядное выражение, например, в наличии у них двух имён. Общественное сознание хакасов строилось на основе признания тождества человека и природы. Согласно наблюдениям учёных, в мировоззрении аборигенов Саяно-Алтая с его сильными традициями мифопоэтического мышления существовал прочный запас собственных представлений, при наличии которого в систему их мировидения мог быть допущен лишь ограниченный и определённый набор образов и идей, а ко всему остальному они оставались не восприимчивы. Поэтому под влиянием Православия у коренного населения только деформировалась соционормативная подсистема (мораль, право, обычай и ритуал), изменилась жизнеобеспечивающая сфера, но его элементы не стали частью этнической культуры. По свидетельству этнографов, ни христианству, ни ещё ранее ламаизму не удалось вытеснить традиционное верование. Как сообщали правоохранительные органы, у хакасов во второй половине 1920-х годов "скрытно" существовали "пережитки прошлого" в виде поклонения горным духам, др. видов камлания, соблюдения обрядов "карамчения" или "умыкания", то есть кражи невесты, а также уплаты женихом её родителям калыма. Массовые моления с жертвоприношениями наблюдались даже во время коллективизации, а закончились они только в конце 1930-х годов.
Данные факты свидетельствуют о существовании в хакасском обществе сложного мироощущения, основанного прежде всего на традициях, но отличного от коммунистических воззрений. Взяв на себя административные и идеологические функции, коммунисты на местах неизбежно сталкивались с необходимостью ломки традиционного уклада жизни коренного этноса.
Криминальный протест хакасов. Подключение к борьбе чекистов.
Напряжённой с окончанием Гражданской войны оставалась на территории Хакасско-Минусинской котловины и криминогенная обстановка. Ориентированное на выполнение идеологической доктрины, нэповское законодательство не защищало правовые интересы всех граждан. Дезорганизованность в деятельности правоохранительных органов и мест заключения, отсутствие упорядоченной паспортной системы, документированной фиксации торговых сделок со скотом и, напротив, наличие некоторого оружия у населения и мягкость наказания уголовных преступников позволяли им заниматься своим ремеслом. Росту преступности способствовало психологическое состояние общества, воспитанного на экстремизме Гражданской войны, чрезвычайщине военного коммунизма и настроенного выжить любой ценой.
Поэтому и во время соловьёвщины, которая носила не только политическую окраску, но и после неё в этом регионе имелось множество одиночек, мелких групп национального и смешанного состава, которые промышляли грабежами потребительских лавок, населения и конокрадством. Ограбление Усть-Чульского общества потребителей, кражи животных, попытку налёта на посёлок Ачминдора с убийством сторожа, сопровождавшиеся перестрелками с милицией, совершила действующая с сентября 1922 года "банда" бывшего соловьёвца Н.Н. (Казана) Саражакова. Организаторами мелких грабежей с марта 1924 года являлись П.А.Угдычеков и А.Е.Челтыгмашев, бежавшие из Минусинского исправительно-трудового дома (ИТД). "Когда челюсти динамичного современного мира сжимают статические сообщества, чтобы их разрушить и преобразовать, – писал один из западных исследователей, – возникает разбой, протест слабый и нереволюционный, но способный восстановить справедливость и "доказать, что иногда угнетение может осуществляться в противоположном направлении".
Уставшее от преступности население пыталось ей противостоять, стихийно образовывая добровольческие отряды для поимки беглецов из мест заключения. Один из таких отрядов, обнаружив десятерых уголовников, часть из них в перестрелке и при попытке к бегству уничтожил. Из 19 оставшихся на свободе членов ближайшего соловьёвского окружения ликвидации и задержанию подверглись 14 человек. В июне 1924 года, будучи окружённой, после перестрелки с коммунистами сдалась и "банда" Саражакова.
Однако эти меры в ситуации, когда другая часть коренного населения, не воспринимая грабежи в качестве уголовного деяния, по-прежнему поддерживала своих "бандитов", не могли остановить распространение преступности. С лета 1924 года грабежи осуществляли четыре члена "банды" бывшего соловьёвца, бежавшего из Красноярского ИТД, П.Е. Соусканова. В ночь на 9 декабря жительницу одного из улусов ограбили Нанахтаевы, принявшие облик милиционеров.
Группа ещё одного соловьёвца Баскаулова (Кости-Хромого) подвергла грабежу путников вблизи п.Шира, в самом посёлке – почту с убийством сопровождающего, а также секретаря Когунекского сельсовета.
Сама система наказания своей несостоятельностью пополняла ряды будущих преступников. Только по Красноярскому округу с января по август 1925 года досрочно были освобождены или бежали 158 заключённых, из них более половины являлись рецидивистами. Семь побегов состоялись и из Минусинского ИТД. Преступность приобретала порой и признаки организованности в лице появившихся по р.Сарале и Бее скупщиков краденого, которое они сбывали в Мариинский и Минусинский уезды.
В результате грабежам в сентябрьские ночи 1925 года подверглись лавки потребительских обществ в д. Когунек, п.Шира и Ачминдор. Совершившие побег из Ужурской милиции, 18 и 16-летние Сулеков и Янгулов угоняли коров и лошадей, грабили имущество жителей. В октябре того же года из улуса Кузугашев Чарковского района были украдены 200 овец и две лошади, в ноябре – убитыми оказались двое жителей улусов Кандырла и Чертыков Аскизского района, а в улусе Сыры – ограблен и избит председатель сельсовета. С такими масштабами преступности населению справиться самостоятельно было уже не в силах.
С целью оздоровления обстановки ЦИК СССР постановлением от 16 октября 1925 года объявил Сибирь с декабря на два месяца неблагополучной по бандитизму. Выполняя его, прокуратура Хакасского округа передала из следственных органов в ОГПУ для бессудной и скорой расправы дела на 108 лиц, в основном рецидивистов, треть которых находилась на свободе. 24 декабря 1925 года, 1, 14 – 15 января 1926 года Полномочное представительство (ПП) ОГПУ по Сибирскому краю приговорило к расстрелу 62 и к административной высылке 31 обвиняемого, в частности к смертной казни – 27 хакасов – Нанахтаевых, Угдычекова, Челтыгмашева, Соусканова, Саражакова, Ивандаевых, Алахтаевых и др. Согласно приговорам, в Минусинске расстреляли 50 человек, а ещё десятерым лицам, спасшимся бегством, расстрельные приговоры были объявлены заочно. Прокуратурой Минусинского округа на рассмотрение в ОГПУ были переданы дела на 59 обвиняемых. Из них 42 человека были приговорены к расстрелу. Осуществляя двухмесячник, оперативные группы ликвидировали Баскаулова и остатки группы Соусканова, а к лету 1926 года некоторые хакасы подверглись административной высылке в Нарым, Туруханск, Акмолинск, Барнаул и Красноярск.
Саражаков, Майнагашев, Чарочкин и др.
Двухмесячник вызвал "затишье" в преступности. Лишь в ночь на 13 апреля 1926 года шестеро "инородцев", вымазав лица сажей, ограбили лавку потребобщества в улусе Катаев, вывезя из неё товар на трёх подводах. Но он же сопровождался новыми побегами хакасов в тайгу. Ещё в декабре 1925 года скрылись подлежащие расстрелу Саражаков и несколько членов его "банды". Бежали из мест заключения ещё один "смертник" Адай (Александр) Алахтаев, бывший соловьёвец Н. Покояков и др. В "банде" находили пристанище лица, совершившие преступления по собственной инициативе, в частности осуждённый за конокрадство и бежавший А.Чалкин, уголовники – русские по национальности, а также жены хасхылар.
С мая 1926 года "банда" Саражакова, насчитывавшая 11 членов, в открытую угоняла лошадей из местечка Сыра-База, улусов, вооружалась отнятыми у жителей берданками. В ночь на 24 и 26 июня они совершили нападения на посёлок Изыхских копей, где убили сторожа и на действующую в Чарковском районе кинопередвижку, лишив механика денежной выручки, лошадей и винтовки. Существовавшие некоторое время отдельно от Саражакова группы И. Шалгинова и Олаха, Адая Алахтаевых также занимались поисками оружия и средств передвижения. Не останавливались "бандиты", подвергая ограблению лиц, возвращающихся с покупками в свои селения, и перед их убийством. По жалобе знакомых в улусе Межеков была убита зажиточная семья. Действуя группами от двух до пяти человек, хасхылар в сентябре 1926 года избили и ограбили рабочих-железнодорожников, иудинских крестьян, возвращавшихся с заработков и с чарковской ярмарки, в октябре подвергли ограблению управляющего конезаводом. Увеличившись до 15 членов, "банда" Саражакова попыталась напасть на телефонную станцию пограничного отряда в Арбатах, совершила налёт на пункт Сибмясохладобойни и ограбила некую Доможакову, изъяв у неё 650 золотых царских рублей и 50 рублей червонцами. В ноябре 1926 года ограблению подверглись Базинская, Камыштинская потребительские лавки, а его инициаторы вскоре присоединились к Саражакову.
По мнению милицейского руководства, неуловимость и активность "банды" Саражакова порождались поддержкой хакасского населения, которая, в свою очередь, была обусловлена направлением её деятельности. В отличие от др. преступных образований, данная "банда" мстила лишь некоторым хакасам, а в основном нападала на представителей власти и русское население, а также совершала налёты на государственные или общественные учреждения. Национальность потерпевших и смешанный по национальным признакам состав налётчиков-грабителей подтверждают это наблюдение только косвенно. Судя по более позднему высказыванию, Саражакову, утверждавшему, что "советская власть – власть Антихриста, скоро будет переворот, совершённый Англией, Францией и Америкой, тогда коммунистов перебьют, надо потерпеть", были свойственны не столько националистические, сколько антикоммунистические взгляды. "Инородцы", вплоть до председателей сельсоветов, предоставляли лошадей и укрывали "бандитов" от преследования ещё и потому, что боялись их больше, чем милиционеров.
Власти пытались бороться с преступностью путём направления вглубь районов оперативных групп. В марте и мае 1926 года двумя такими группами общей численностью 13 милиционеров и агентов уголовного розыска (УР) во главе с начальником окружного административного отдела А.И.Тодиновым были задержаны трое хасхылар. Действуя в соответствии с агентурной информацией, начальник окружного УР Дружинин и двое его агентов 14 июля в улусе Мохов обнаружили Саражакова и трёх его сообщников. Но после ранения одного из них, "бандиты" скрылись. Постоянными стали перестрелки между хасхылар и местными милиционерами: в конце июня, 16 июля они состоялись в улусах Аев, Хохлов и Митканов. Группа из трёх коммунистов, возглавляемая старшим милиционером из Минусинска Гловацким, посетив 15 августа улус Алахтаев, обратила в бегство восемь человек, заподозренных в разбоях на дорогах. Случалось, что хасхылар терпели урон от населения или же подобных себе: в том же месяце жители улусов Алахтаев и Азраков из мести ликвидировали двоих "бандитов", а накануне добровольной сдачи один из членов "банды" убил своего вожака Олаха Алахтаева, но через несколько дней вновь бежал в тайгу.
Ситуация обострилась с приездом в Аскиз опергруппы заместителя начальника УР Сибирского края Барышева. С целью обеспечить ей отпор, хасхылар в августе 1926 года дважды посещали Минусинск, откуда привезли патроны к трёхлинейным винтовкам и чемодан медикаментов. В ходе розыскных мероприятий, проведённых опергруппой, в августе, начале октября были убиты пятеро, арестованы двое и сдались четверо членов "банды", а к 1927 году численность погибших хасхылар увеличилась до 20 человек. Однако операция, так и не завершившаяся ликвидацией Саражакова, вызвала очередной всплеск бегства хакасов из мест проживания.
Постановлением ВЦИК от 9 декабря 1926 года Сибирь была вновь объявлена неблагополучной по бандитизму. Для его ликвидации прокуратура Хакасского округа передала в окружной отдел ОГПУ дела на 51 обвиняемого. Опергруппы, действующие в улусах, задержали некоторых рецидивистов, в том числе А.Алахтаева и Н.Покоякова. Но Саражаков и Шалгинов после двухчасовой перестрелки, состоявшейся 19 февраля 1927 года, ушли в Кузнецкую тайгу. К марту того же года ПП ОГПУ по Сибирскому краю приговорило расстрелять 21 подследственного из Хакасии, в частности 16 хакасов, имевших отношение к "банде" Саражакова.
Между тем одновременно с ликвидацией бандитизма продолжались побеги заключённых и подследственных, которые тут же становились организаторами преступных сообществ. Так весной 1927 года на территории Ачинского округа образовались "банды" бывших соловьёвцев И.И.Жуковского и А.Ф.Копьева, состоявшие из 23 человек русской и хакасской национальности. Летом того же года остатки их бежали в Хакасский округ. 29 июня из чебаковского арестного помещения был совершён побег группы подследственных во главе с ещё одним соловьёвцем Е.М.Чарочкиным, 26 и 31 июля из-под конвоя бежали рецидивист Е.А. (Хола) Чертыков с двумя молодыми конокрадами и И.Т.(Ионка) Майнагашев с П.П. Чертыковым. Большинство данных лиц являлись мятежниками со стажем.
В деятельности "банд" Саражакова, Чарочкина ещё наблюдались элементы политической борьбы, всё более сочетавшиеся с уголовщиной. Появившись вновь на территории Хакасского округа, Саражаков, Шалгинов и Картин в мае 1927 года ограбили потребительскую лавку в улусе Шалгинов, а в августе обстреляли райисполком и отдел милиции в Чаркове. Группа Чарочкина в июле того же года с целью добычи лошадей и продуктов, перебрасываясь из района в район, совершила несколько нападений на жителей и дважды отбивалась от опергруппы. Другие же "банды" преследовали более ярко выраженные уголовные цели. Действовавшая в Хакасском, Минусинском и Кузнецком округах "банда" Майнагашева с августа по октябрь 1927 года осуществила четыре грабежа населения, угоны лошадей и ограбление Верхне-Томского лесничества. Соединившись после убийства Копьева с группой Чарочкина, Жуковский 31 августа ограбил лавку потребкооперации в с. Божье Озеро. Преследуемый местными крестьянами, он был дважды ранен. Чертыковым 9 сентября были угнаны лошади, принадлежавшие одному из совхозов
Конец Хасхылар
Во второй половине 1920-х годов государство перешло к финансовой поддержке нового административно-территориального образования – Хакасского округа в составе Сибирского края, принимались меры по коренизации аппарата его управления. Среди коренного населения стали распространяться различные формы кооперации, организовывались сельскохозяйственные выставки и пункты проката машин, ликбезы и школы, которые вызывали повышенный интерес у хакасской молодёжи, а ликвидацией, так называемых социальных заболеваний, занимались отряды Красного Креста. В этой обстановке деятельность хасхылар трансформировалась с закономерностью, указанной А.И.Солженицыным: "Беглец, как и партизан, среди общей мирной жизни неизбежно скоро становится вором…" Но грабительский характер деятельности "банд" порождал враждебное отношение к ним со стороны населения, они теряли своих сторонников. В силу традиционного недоверия хакасов к внешнему миру и импульсивности их поведения, комплекс хасхылар срабатывал при любых признаках даже кажущейся опасности. Так, когда власти, пытаясь завоевать доверие масс, к осени 1927 года освободили из мест заключения 194 человек, как оказалось, содержавшихся под стражей незаконно, они тут же бежали в тайгу. Однако из них лишь единицы пополнили "банды", понёсшие к тому времени существенные потери. С января 1926 по сентябрь 1927 года на территории округа погибли 86 "бандитов", а в пяти "бандах" Саражакова, Чарочкина, Майнагашева, Жуковского и Чертыкова насчитывалось всего 18 членов. Утратившие свои масштабы и подвергаемые атакам правоохранительных органов, явление хасхылар ожидал закономерный конец.
Состоявшееся 1 сентября 1927 года в прокуратуре Сибирского края совещание отметило высокий рост бандитизма в Хакасском округе. Заслушав информацию начальника местного УР о том, что силами его агентов в поисках "банд" были проверены горные пещеры, оно рекомендовало осуществлять их ликвидацию опер- группами, состоявшими не только из милиционеров и сотрудников УР, но и чекистов. Его участники решили провести в Сибири новый двухмесячник по борьбе с бандитизмом. 6 сентября 1927 года Сибкрайком ВКП(б) ходатайствовал в ЦК о постановке этого вопроса в правительстве.
Советская власть обещала прощение "бандитам". В результате 18 сентября 1927 года аскизским милиционерам сдались два члена "банды" Чертыкова, а сам он был вынужден перейти к Майнагашеву. Путём переговоров, которые вёл командированный инспектор УР, 14 октября сложили оружие ещё три "бандита" из группы Чарочкина. Было решено подключить к операции окружной отдел ОГПУ, который прежде всего затребовал от УР материалы на выявленных укрывателей и пособников. К 20 октябрю задержанию подверглись 20 таких лиц. Но они, сговорившись, необходимых показаний не дали. Затем были арестованы 24 осведомителя "банды" Саражакова. Из них пятеро оказались в заключении, а 18, в том числе четверо перевербованных, вышли на свободу.
Ликвидацией оставшихся "бандитов" на территории, разделённой на участки, занимались чебаковская, ачинская, ужурская и др. опергруппы, а также прибывшее специальное подразделение краевого УР во главе с Я.А.Сычёвым. Раненый в облаве, устроенной опергруппой уполномоченного ОГПУ по Ужурскому району и Чебаковского райадмотдела, 20 октября был вынужден сдаться Жуковский. Остатки его "банды", окружённые милицией и "инородцами" в районе улуса Подкамень, после перестрелки рассеялись по тайге. Добившись раскола в "банде" Майнагашева, аскизские оперативники внедрили в неё осведомителей, которые в ночь на 29 октября застрелили "бандитов".
"Банда" Чертыкова сдалась и, покупая себе свободу, согласилась уничтожить Чарочкина и его людей. Но 23 декабря Чертыков был убит охотниками. С целью полного уничтожения ближайшего окружения Саражакова оперативники пытались заслать в неё секретного агента. "Бандиты" же, потеряв своих укрывателей в улусах, вплоть до ноября 1927 года находились в тайге, не подавая признаков жизни, а затем, используя связи нового сообщника, скрылись, уехав в Туркестан или в Бурятию. В 1927 году на территории Хакасского округа были ликвидированы 15 "бандитов".
Опасность представляла лишь "банда" Чарочкина, состоявшая из 4 – 7 членов. 17 января 1928 года она была окружена на одной из заимок с.Солёноозёрного, но из-за ошибки местного жителя сумела уйти, прихватив лошадей. Настигнутые 30 января по дороге в улус Большой Ключ группой местных крестьян во главе с прокурором Кузугашевым, "бандиты" вновь отстреливались. 19 и 22 февраля состоялись их новые перестрелки с милицией и жителями улуса Подкамень, с агентом Чебаковского УР. 18 марта в улусах Белый Балахчин и Кобежиков "банда" в очередной раз отбивалась от опергруппы члена Чебаковского райисполкома (РИК) И.И.Абдина. Угнав лошадей с заимки и будучи обстрелянными, хасхылар из засады убили одного из преследователей – жителя Саралы. 13 апреля на дороге в улус Малый Тайдонов они ограбили заместителя председателя Чебаковского РИКа и инструктора Минсель- кредита, а 28 – обоз Саралинского рудоуправления. Появившись в улусе Карасук, "банда" терроризировала население, затем ограбила председателя Чебаковского РИКа, но группа жителей улуса Сичингой отбила у неё похищенных лошадей. В район станции Шира для ликвидации появившихся налётчиков были командированы 16 членов чебаковской опергруппы. Проверяя заимки, они 12 мая попали в засаду и потеряли убитым старшего милиционера А.Ф.Кудрявцева и раненым ещё одного милиционера. Преследуемые ужурской опергруппой, 14 мая в перестрелке погибли двое "бандитов", а "банда" лишилась всех лошадей. 23 мая ачинская опергруппа застала её в Сулекском зимнике, но "бандиты", отстреливаясь, сумели скрыться.
Действия "бандитов" вызывали уже такое раздражение у населения, что даже родственник Чарочкина и отчим одного из его погибших сообщников, когда они увели у него лошадь, решился на выдачу "банды". Окраину селения, где она могла появиться, окружили 60 оперативников и местных жителей, но "бандиты" успели вновь скрыться в горах. Целое полугодие немногие хасхылар в условиях, когда власть бесповоротно решилась на ликвидацию бандитизма, беспрерывно отбиваясь и нападая, создавали напряжённость на территории всего округа. Вылазка "бандитов", загнанных в Чарготу, местность недоступную и безводную, и ограниченных в поисках пищи и воды специально выставленными постами оперативников, закончилась для них трагически. 17 июня 1928 года 19 членов опергруппы уполномоченного Ачинского окротдела ОГПУ Байскова и агента Хакасского УР Артемьева на одном из островов вблизи улуса Малый Тайдонов окружили и из засады расстреляли "бандитов". 7 июля населением были ликвидированы последние два члена этой "банды".
Коллективизация и возрождение протестного поведения хакасов
Хотя с бандитизмом было покончено, обстановка в Хакасии оставалась неспокойной: налоговое наступление государства на деревню, всё более раскалывая хакасское общество, сопровождалось случаями ответного сопротивления. Так, например, в марте 1928 года "злостный" неплательщик налога и "кулак" А.П.Шоев за взыскивание его избил члена Аевского сельсовета. На территории четырёх районов округа были выявлены 48 хакасских хозяйств, укрывавшихся от уплаты налога, и зафиксированы нападения хакасов на коммунистов. Избиению "кулаками" Асочаковыми подвергся коммунист, занимающийся в апреле 1929 года изъятием хлебных излишков у жителей с. Бельтыры Аскизского района. Наконец, в ночь на 2 января 1930 года вблизи Усть-Уйбата двое хакасов ограбили и избили уполномоченного.
С переходом к массовой коллективизации часть хакасского населения, будучи обвинённой в использовании наёмного труда, спекуляции и сокращении скота и посевов, подверглась сначала индивидуальному обложению, немедленному изъятию налогов и лишению избирательных прав, а затем и раскулачиванию с передачей имущества в создаваемые колхозы и выселением. Спасаясь от преследования, в тайгу бежали некоторые "кулаки" Аскизского района, позднее к ним примкнулись лица, совершившие побег из заключения, ссылки и лесозаготовок. С 28 марта по 8 апреля 1930 года на территории округа распространялись пять воззваний, в которых анонимные авторы, угрожая активистам расправой, призывали население спасаться. 28 марта улус Балганов посетили 15 "бандитов" во главе с "кулаком" Тахтобиным, который объяснял жителям своё поведение так: "Советская власть разоряет крестьян-хакасов, загоняет насильно в колхозы. Вот мы и организуемся для защиты крестьян, как русских, так и хакасов". Так образовались "банды" Е.Н. (Елизара) Тинникова и Е.И. (Хыйлага) Кидиекова, насчитывающие к маю 1930 года 20 – 25 повстанцев.
Хыйлаг Кидиеков
Бывшие хасхылар потом вспоминали, что раскулаченный Хыйлаг, будучи человеком развитым и авторитетным среди хакасов, учил их: "Пока Советская власть сильнее, будем ждать в тайге переворота. Когда будут нападать красные отряды, стрелять до последнего патрона, есть хороший резерв, хотя мы малочисленны". Замыслив антисоветское восстание, Кидиеков пытался подготовить к нему вооружённые силы и с этой целью проводил среди населения агитацию против выселения "кулаков". В результате 14 апреля 1930 года в улусе Кызласов собрались 800 – 1000 хакасов, которые потребовали от властей отказаться от проведения этой акции. Одновременно "бандиты" запасались оружием, лошадьми и продуктами. В апреле – мае они совершили налёты на три коммуны, обстреляли нижнебейских коммунаров и боград-ских колхозников, ограбили почту, следующую в Таштып, председателей Азраковского и Чаптыковского сельсоветов, члена правления утинской коммуны, учителя и чаптыковских колхозников. В ночь на 21 апреля на руднике "Коммунар" произошло покушение на жизнь милиционера, в улусе Летник Аскизского района "кулаки" убили члена сельсовета и колхозницу, а 19 мая Кидиеков ранил преследующего его милиционера.
Такая активность "бандитов" заставила власти сосредоточить в районе их нахождения оперативные отряды, состоявшие из 60 конных милиционеров. С Кидиековым, скрывавшимся в малодоступной местности Читы хыс (Семь дев), власти пытались, используя бывшего взводного истребительного отряда и начальника милиции Н.А. Спирина, договориться о его сдаче. Переговоры были прерваны 12 июня 1930 года выступлением опергруппы, которая потеряла убитым проводника, но становище "бандитов" так и не обнаружила. Они успели уйти в соседний округ. Но "банде" Тинникова не удалось спастись от преследования. 18 июня отрядом милиции вблизи улуса Митканов были убиты некоторые "бандиты", аресту подвергся и сам вожак, а затем – последние члены его "банды".
Вернувшись с отъездом опергруппы в Аскизский район, "банда" Кидиекова осенью 1930 года ограбила склады приисков "Союззолота", Базинский лесной кордон, устроив засаду на коммунистов, выехавших на её поиски, ранила одного из них, а также покушалась на жизнь председателя "Колхозсоюза". В панике колхозники стали отказываться от участия в хлебоуборке, начали перебираться в райцентр. Надвигающаяся зима и арест "связчиков" заставили некоторых членов "банды" сдаться, но Кидиеков и его окружение выйти из тайги отказались.
Несмотря на наличие сексотов, хакасское население в основном поддерживало "банду" Кидиекова. Зимой 1931 года повстанцы ночами спускались с гор и скрывались в улусах Есинского и Казановского сельсоветов. Их укрывателями были уважаемые и влиятельные среди хакасов бывшие родовые старосты 70-летний А.Н.Чанков (улус Картоев), 60-летний Е.А.Кызласов (Кызласов) и др. Настроенные на восстание, жители улуса Картоев и соседних селений, ожидая выход "банды" из тайги, подготовили для неё лошадей, собрали продукты. Вручая винтовку и патроны приехавшему хасхы Адаю Кызласову, один из них напутствовал его: "Бей гадов-колхозников, коммунистов!" Такие селения подвергались властями зачистке: на 29 апреля 1931 года были арестованы 54 укрывателя, пособника "банды".
Вновь появившись, "банда" Кидиекова заявила о себе перестрелкой с утинскими коммунарами, убийством в улусе Кызласов советского служащего и совершённым по просьбе "кулаков" нападением в ночь на 18 апреля на Есинский колхоз. Избив и ограбив 30 колхозников, 13 "бандитов" увели с собой и расстреляли инспектора районо С.И.Кузугашева и члена правления колхоза С.Табаева. Преследуемые оперативниками во главе с уполномоченным Аскизской районной милиции Салтыковым и секретарём райкома ВКП(б) Шарафутдиновым, они в перестрелке ранили последнего и скрылись в горах. Очередная перестрелка, возникшая во время ночёвки "банды", заставила её членов искать укрытия в улусах, где большинство их подверглось задержанию.
С целью окончательной ликвидации "банды" в мае 1931 года в улус Кызласов прибыл отряд из 15 оперативников. Но остатки банды продолжали активную деятельность: только в июне – начале июля они ограбили геологическую партию, колхоз на территории Базинского сельсовета и жителей одного из рудничных посёлков. Вместе с тем уже состоялись задержание близких Кидиекова и других "бандитов", изъятие награбленного ими имущества, а 8 июля "банда" совершила неудачное нападение на колхоз в улусе Сартыков. Впечатлила хасхылар и скорая расправа над арестованными повстанцами. 2 июля 1931 года Особое совещание при ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю, рассмотрев дело 54 обвиняемых, приговорило 26 человек к расстрелу. До конца 1931 года состоялись ещё два заседания ОСО, которые решили судьбу 41 соучастника Кидиекова, но сам он из поля зрения правоохранительных органов исчез.
Наряду с "бандой" Кидиекова короткое время существовали протестные группы, созданные непосредственно в селениях. Например, в аале Чаптыков в июне 1930 года антисоветской агитацией и хищением колхозного имущества занимались 30 "кулаков-лишенцев", вскоре арестованных милицией. Ряд нападений на колхозников в мае 1931 года совершили 11 хакасов из с.Монок Таштыпского района, которые также были задержаны.
Последней "бандой" в Хакасии, видимо, являлось сообщество дезертиров во главе с Паткачаковым, возникшее уже во время Великой Отечественной войны. Они нападали на колхозы, угоняли скот, ограбили жителей рудничного посёлка Немир и были ликвидированы аскизской милицией в конце 1942 года.
Квинтэссенция
Вышесказанное свидетельствует,что отношение населения одной из национальных окраин страны к советской власти не было простым. Хакасы не сразу перешли к сотрудничеству с коммунистами, а политика советской власти вызывала у них своеобразную реакцию. Так называемое движение хасхылар, периодически возникая, существовало с конца 1919 года и до начала 1930-х годов, то есть во времена конструирования и отлаживания механизмов коммунистического режима, когда он, ещё не располагая мощной и монолитной опорой в массах, удерживался путём использования чрезвычайных мер, которые, в свою очередь, провоцировали людей к неповиновению.
Коммунистическому режиму сопротивлялись наиболее сильные и общественно активные представители национального крестьянства. Поведение некоторых из них имело антирусскую, но больше – антикоммунистическую направленность. Будучи слабо обусловлено идеологически, оно часто мотивировалось сугубо личными целями. Поэтому поступками хасхылар оказались присущи кажущаяся беспринципность и противоречивость, выражавшиеся, например, в их незамедлительных переходах из одного политического лагеря в другой. Поведение данных лиц не укладывалось в рамки определённой формы, выявленной специалистами-учёными: одновременно оно было вооружённой борьбой с коммунистами, "пассивным" сопротивлением и уголовным бандитизмом. Вплоть до 1923 – 1924 годов в деятельности хасхылар преобладали мотивы политического характера, в 1924 – 1928 годах – уголовного и в 1930 – 1931 – снова политического. В целом, по стране сопротивление крестьянства заставило государство совершенствовать экономическую политику, а в Хакасии – ещё и способствовало ускорению национально-государственного строительства.
Между тем, в основе протестного поведения хакасов, которое выражалось в форме бегства, повстанчества и дестабилизации обстановки путём многочисленных грабежей, лежало стремление этноса к выживанию, а явление хасхылар было ещё и способом защиты традиционных ценностей. Спасаясь от действий коммунистов, разрушающих устоявшийся уклад жизни, коренное население пыталось наладить общинное обитание в первозданной обстановке и оттягивало свой переход к существованию по чужим правилам. В условиях крепнущего политического режима и коммунистической модернизации страны хасхылар были обречены на историческое небытие, но остались народными героями
г.Абакан
