Максим Царенко - Казак конный, казак пеший ...

Статья опубликована с разрешения автора

Максим Царенко
Войсковой герольдмейстер Черноморского казачьего войска. Подъесаул.

Казак конный, казак пеший ...

Так уж получилось, что в сознании современного человека слово «казак» воспринимается исключительно как «всадник». Того и гляди, услышит нынешний безлошадный казачок насмешливое: «Да что же это за казак без коня?» Так ли верен традиционный взгляд – попробуем разобраться вместе

Присмотревшись к украинским казакам эпохи Хмельниччины – самого характерного периода в истории украинского казачества, мы с удивлением обнаружим, что численность пеших казачьих подразделений заметно превышала численность казачьей конницы. Современники и исследователи более позднего времени с завидным единодушием отмечают великолепные боевые качества казака-пехотинца и скептически отзываются о казаке-кавалеристе. Недостаточную боевую подготовку кавалеристов и далекий от идеального конский состав гетман Богдан Хмельницкий компенсировал простейшим путем – наймом крымско-татарской конницы. Но даже и с ней тактика сводилась, как правило, к отвлекающему маневру кавалерии с одновременным скрытым (пластунским) приближении пехоты к позициям противника для решающего удара.
В России казачество пешее появилось практически одновременно с верховым. Пешие казаки пластунских полков были в русской армии и разведчиками и “стрелками на выбор” – по офицерам, орудийной прислуге, вестовыми. По войсковому положению 1842 г. пластуны даже были признаны отдельным родом в рядах военных сил Черноморского войска, число их было определено штатом: в конных полках по 60, в пеших батальонах по 96 человек в каждом. Пластуны обычно действовали мелкими партиями от трех до десяти человек. Искусное использование местности и точный ружейный огонь заменяли казакам численную силу. С раннего детства приученные к трудной и опасной службе, пластуны служили для русской армии прекрасными разведчиками и снайперами, а в мирное время несли пограничную службу.
Свидетельством героизма и воинского мастерства пеших казачьих частей и подразделений – только лишь по Черноморскому войску – стали Георгиевские знамена, пожалованные императором Николаем І:

5-му пешему полку за отличие при взятии крепости Анапа 12 июня 1828 г.;
1-му пешему полку за отличие при разгроме турецкой флотилии под Браиловом 29 мая 1829 г.

Исследователь казачества Д. Кошкарев писал в начале ХХ века: “Еще запорожцы в днепровских камышах залегали пластом, высматривая подолгу то татарский чамбул, то неприятельский разъезд. В числе 49 куреней значился Пластунский курень, товарищество которого исполняло, вероятно, эту трудную и опасную службу. На Кубани пластуны явились главнейшими стражами кордонной линии. Они были разбросаны по всем постам особыми партиями и всегда держались на самых передовых притонах, батареях, где имелись сигнальные пушки. Когда неприятель наступал слишком быстро и в больших силах, пластуны палили «на гасло», на тревогу. Их положение в отношении кордонной линии почти то же положение застрельщиков в отношении к первой боевой линии. В наблюдении за неприятелем они зорче и дальновиднее сторожевых вышек, хоть и не так высоко, как эти последние, поднимают голову.
… Что касается тактики пластуна – она сложная. Волчья пасть и лисий хвост – ее основные правила. В ней вседневную роль играют: след, “сакма”, и засада, “залога”. Тот не годится “пластуновать”, кто не умеет убрать за собою собственный след, задушить шум своих шагов в трескучем тростнике: кто не умеет поймать следы противника и в следах его прочитать направленный на линию удар. Где спорят обоюдная хитрость и отвага, где ни с той, ни с другой стороны не говорят: иду на вас! – там нередко один раньше или позже схваченный след решает успех и неудачу. Перебравшись через Кубань, пластун исчезает. А когда по росистой траве или свежему снегу след неотвязно тянется за ним, он запутывает его: прыгает на одной ноге и, повернувшись спиной к цели своего поиска, идет пятнами наперед, “задкует” – хитрит, как старый заяц, и множеством известных ему способов отводит улику от своих переходов и притонов. Как оборотни сказок, что чудно-дивно меняют рост, в лесу вровень с лесом, в траве вровень с травой – пластуны мелкими партиями пробираются с линии между жилищами неприязненных горцев к нашим полевым закубанским укреплениям и оттуда на линию.
… Во всех обстоятельствах боевой службы пластун верен своему назначению. На походе он освещает путь авангарду; или в цепи застрельщиков изловчается и примащивается, как бы вернее “присветить” в хвастливо гарцующего наездника; или, наконец, бодрствует в отводном секретном карауле за сон ротного ночлега. В закубанском полевом укреплении он вечно на поисках по окрестным лесам и ущельям”.
Линейная тактика была чужда пластунам: и в ХІХ веке, и в годы Первой Мировой они избегали рукопашных схваток в чистом поле, навязывая противнику ближний бой в окопах, в строениях, в зарослях кустарника. Это исключало возможность эффективного использования неприятелем винтовок с примкнутыми штыками – в то же время, от длинных обоюдоострых казачьих кинжалов спасения было не найти. Если русская регулярная пехота наводила на врага ужас штыковым ударом на равнине, кавказская тактика пластунов была оптимальной для пересеченной местности.
В 1843 году на вооружение стрелковых батальонов и пластунов-застрельщиков Черноморского казачьего войска поступил так называемый “литтихский штуцер”. К 1849 году в русской армии находилось 20756 таких ружей. Впрочем, если учесть, что численность армии тогда составляла около миллиона человек, то это все равно была капля в море.
Неувядаемой славой покрыли себя пластуны-черноморцы во время Севастопольской обороны. Многочисленные вылазки и перестрелки стали профилем их боевой работы. 2-й пластунский батальон Черноморского казачьего войска с 20 сентября 1854 г. по 24 апреля 1855 г. только убитыми потерял 540 казаков, а 8-й батальон с 20 сентября 1854 г. по 5 мая 1855 г. потерял убитыми 1117 черноморцев. На мемориальные доски в Храме Св. Николая занесены имена есаула Луценко и сотника Андриевского, сложивших свои буйные головы в боях Крымской войны. Нельзя не отметить столь несоразмерного соотношения убитых офицеров и рядовых казаков – объясняется оно тем, что нижним чинам, осуществлявшим вылазки малыми партиями, предоставлялась инициатива, а шеренгами в поле под английскими штуцерами пластуны не ходили. Мужество черноморцев увековечено и в названии одной из улиц Севастополя – Пластунской, а 2-й и 8-й пешие батальоны были удостоены Георгиевских знамен.
Интересные воспоминания о действиях пластунов во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов оставил король московских репортеров Владимир Гиляровский. Во время той войны он добровольцем пошел служить в действующую армию и, благодаря беспокойному и авантюрному характеру, оказался среди охотников-пластунов. “У Карганова в роте я пробыл около недели, тоска страшная, сражений давно не было. Только впереди отряда бывали частые схватки охотников-пластунов. Гулял я по лагерю с юнкером Костей Поповым и старым своим другом подпоручиком Николиным, и они мне рассказывали о позиции:
- Вот это Хуцубани… Там турки пока сидят, господствующая высота, мы раз в июне ее заняли, да нас оттуда опять выгнали. Рядом с ней, левее, лесная гора в виде сахарной головы, называется “Охотничий курган”, его нашли охотники-пластуны, человек двадцать ночью отбили у турок без выстрела, всех перерезали и заняли… Мы не успели послать им подкрепления, а через три дня пришли на смену, и там оказалось 18 трупов наших пластунов, над ними турки жестоко надругались. Турок мы опять выгнали, теперь там опять стоят наши охотники, и с той поры курган называется “Охотничьим”… Опасное место на отлете от нас, к туркам очень близко… Да ничего, там такой народец подобрали, который ничего не боится.
Рассказал мне Николин, как в самом начале выбирали пластунов-охотников: выстроили весь отряд и вызвали желающих умирать, таких, кому жизнь не дорога, готовых идти на верную смерть, да еще предупредили, что ни один охотник-пластун родины своей не увидит. Много их перебили за войну, а все-таки охотники находились. Зато житье у них привольное, одеты кто в чем, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и кркстов им за отличие большие не дают.
… Лешко подал на другой день рапорт командиру полка, и в тот же день я распростился со своими друзьями и очутился на “Охотничьем кургане”.
В полку были винтовки старого образца, системы Карле, с бумажными патронами, которые при переправе через реку намокали и в ствол не лезли, а у нас легкие берданки с медными патронами, 18 штук котрых я вставил в мою черкеску вместо серебряных газырей. Вместо сапог я обувался в поршни из буйволовой кожи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге сели, а на пояс повесил кошки – железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу. Поршни нам были необходимы, чтобы подкрадываться к туркам неслышно, а кошки – по горам лазить, чтобы нога не скользила, особенно в дождь.
Я сошелся со всеми товарищами, для которых жизнь – копейка… Лучшей компанией я для себя подыскать бы не мог. Оборванцы и удальцы, беззаветные, но не та подлая рвань, пьяная и предательская, что в воровских шайках, а действительно “удальцы – добры молодцы”. Через неделю и я стал оборванцем, благодаря колючкам, этому отвратительному кустарнику с острыми шипами, которым все леса кругом переплетены: одно спасенье от него – кинжал. Захватит в одном месте за сукно – стоп. Повернулся в другую – третьим зацепило и ни шагу. Только кинжал и спасал,- секи ветки и иди смело. От колючки, от ночного лежания в секретах, от ползанья около неприятеля во всякую погоду моя новенькая черкеска стала рванью…
Весело жили. Каждую ночь в секретах да на разведках под самыми неприятельскими цепями, лежим по кустам да папоротникам, а то за цепь переберемся, часового особым приемом бесшумно снимем и живенько в отряд доставим для допроса… Чтобы часовых брать, приходилось речку горную Кинтриши вброд по шею переходить, и обратно с пленным тем же путем пробираться уже втроем – за часовым всегда ходили вдвоем. Дрожит несчасный, а под кинжалом лезет в воду. На эти операции посылали охотников самых ловких, а главное, сильных, всегда вдвоем, иногда и по трое. Надо снять часового без шума. Веселое занятие – та же охота, только пожутче, вот в этом-то и удовольствие.
… Заключили мир, войска уводили вглубь России, но только 3 сентября 1878 года я получил отставку, так как был в охотниках. Нас держали под ружьем, потому что башибузуки наводняли горы и приходилось воевать с ними в одиночку в горных лесных трущобах, ползая по скалам, вися над пропастями. Мне это занятие было интереснее, чем сама война. Охота за башибузуками была увлекательна и напоминала рассказы Майн-Рида или Фенимора Купера. Вот это была война полная приключений, для нас более настоящая, чем минувшая. Ходили маленькими партиями по 5 человек, стычки были чуть не ежедневно”.
Примечательно, что в тот период (80-90-е гг. ХІХ в.) офицерские кадры для пластунских подразделений уже готовились в обычных пехотных училищах. Пластуны-вольноопределяющиеся, в частности, обучались в Московском пехотном юнкерском (впоследствии Алексеевском военном) училище, где носили форму своих батальонов, резко выделяясь экзотическими для Первопрестольной черкесками на фоне блеклых пехотных мундиров эпохи Александра ІІІ своих армейских товарищей.
Весьма примечательно, что пластунов на Северном Кавказе традиционно окружал романтический ореол – в отличие от пеших подразделений других казачьих войск. В “Записках революционера” Петра Кропоткина, окончившего Пажеский корпус, описывается следующий эпизод: “Я решил уже окончательно уехать на Дальний Восток. Оставалось только выбрать полк в Амурской области. Уссурийский край привлекал меня больше всего; но увы – там был лишь пеший казачий батальон. Я был все-таки еще мальчиком, и “пеший казак” казался мне уж слишком жалким, так что, в конце концов, я остановился на конном Амурском казачьем войске”. Своеобразная дискриминация пеших казаков проявлялась и в том, что в конце ХІХ века было решено заменить лампасы на штанах чинов Амурского и Забайкальского войск простыми желтыми выпушками. Несколько позднее пешие подразделения в этих казачьих войсках были ликвидированы (единственной пешей казачьей частью на Востоке России остался Якутский городовой полк, подчинявшийся не Военному ведомству, а МВД), но к моменту своего переформирования они сумели отличиться во время усмирения ихэтуаньского восстания в Китае 1900-1901 гг. и в русско-японской войне 1904-1905 гг.
В частности, почетных знаков на головные уборы с надписью «За отличіе в 1900 году» были удостоены 4-й и 6-й Забайкальские пешие казачьи батальоны, а в сражении с японцами под Мукденом в феврале 1905 г. отличился 5-й Забайкальский пеший казачий батальон.
Необходимо отметить, что в русско-японскую войну нередкими были случаи использования даже собственно конных казачьих подразделений в пешем строю. Наиболее характерным примером является атака трех тысяч спешенных казаков из отряда генерала Мищенко на станцию и порт Инкоу 30 декабря 1905 г.
Принимая во внимание опыт русско-японской войны, Кавалерийский устав 1912 г. требовал, чтобы каждый кавалерист «был готов драться с винтовкой в руках так же, как пехотинец». Существовали также и разработки в области применения сугубо пехотных казачьих подразделений – например, «Тактика пластунского боя. Конспект тактики массовых армий» (1902 г. издания). Автор этого исследования – кубанец И. Гулыга (впоследствии генерал-лейтенант) – в годы Великой войны командовал 1-й Кубанской пластунской бригадой, отличившейся в горах Закавказья и на полях Галиции.
Великая война 1914-1918 гг. со всей остротой продемонстрировала необходимость увеличения количества пехотных казачьих подразделений. Если на август 1914 г. 6 Кубанских пластунских батальонов и были всей казачьей пехотой, то к 1917 г. было сформировано 4 Кубанских пластунских бригады шестибатальонного состава, а Донская и Осетинская пластунские бригады имели по четыре батальона. По штатному расписанию, в пластунском батальоне должно было состоять 22 офицера и 858 нижних чинов, но существовали батальоны усиленного состава – 940-960 казаков и офицеров, а 3-й Донской батальон достигал численности в 1030 человек. Кроме того, были созданы два пластунских артиллерийских дивизиона. А в планах, реализации которых помешал большевистский переворот, было создание целого Ефратского (Евфратского) пешего казачьего войска – в зоне действия русских экспедиционных войск в т.н. Турецкой Армении. Изначально, решение о создании нового казачьего войска было принято еще в 1915 г. – в перспективе на него предполагалось возложить задачи защиты местного армянского населения и надежного прикрытия опасных направлений русско-турецкой границы. Основу войска должны были составить казачьи семьи, переселенные с Дона, Кубани и Терека. Необходимая подготовительная работа шла достаточно активно, и уже осенью следующего, 1916 года Государственная Дума утвердила решение правительства об ассигновании финансовых средств на обустройство Ефратского казачьего войска. Было даже образовано Войсковое правление. Однако, в силу революционных событий этот вопрос не получил дальнейшего развития и был снят с повестки дня.
Стоит остановиться и на осетинских пластунских батальонах – формально не входя в состав Терского казачьего войска (которое само выставило 2 пластунских батальона), пластуны-осетины носили форму, схожую с терской, наименования чинов также были казачьими.
Что касается отличий в форме одежды, то пластуны носили мундир своих войск, но с заменой серебряного приборного металла пуговиц и погон на золотой. Донцы и кубанцы алый цвет элементов отделки заменяли малиновым, принятым в России для стрелковых подразделений. Лампасы им так и не были присвоены. Разумеется, черкеска была короче – до колена, а не 31 см от пола, как в конных частях. За боевые отличия в 1915 г. 3-й Кубанский пластунский батальон получил почетное «шефство» – визуально проявлявшееся в ношении на погонах вензелей – наследника Алексея, а 6-й Кубанский пластунский батальон – самого Императора Николая ІІ. Ранее – за войну 1877-1878 гг. – лишь 1-й Кубанский пластунский батальон носил имя генерал-фельдмаршала Великого Князя Михаила Николаевича.
Благодаря присущей пластунским частям скрытности передвижения и внезапности удара, пешим казакам удавалось достичь блестящих успехов – так, 4-5 ноября 1914 г. 1-я Кубанская пластунская бригада последовательно разгромила 33-ю и 34-ю турецкие пехотные дивизии, расположенные по берегам Аракса.
Казаки-пластуны в Великой войне успели отличиться и в десантных операциях, обеспечив занятие русскими войсками важнейшего анатолийского порта Трапезунд, являвшегося главной базой снабжения 3-й турецкой армии. В операции по овладению им решающая роль отводилась десанту, который должен был быть высажен с кораблей в неприятельский тыл. Учитывая важность и опасность данного предприятия, его лично возглавил генерал от инфантерии Н. Н. Юденич. Вместе с назначенными в десант 1-й и 2-й Кубанскими пластунскими бригадами и своим штабом он высадился с кораблей на берег у Сюрмене 25 марта 1916 г. Кубанцы с честью выполнили полученный приказ – турки поспешно отступили. Имевший важное стратегическое значение порт Трапезунд был занят без боя 5 апреля – это стало завершающим аккордом успешного для россиян Эрзерумского сражения.
Примечательно, что в отличие от армейской, казачья пехота организовывалась не по дивизионно-полковой, а по бригадно-батальонной системе, что позволяло эффективнее использовать пластунов в качестве «сил быстрого реагирования». Уже в конце 1917 г. на Кубани была предпринята попытка сведения пластунских бригад в корпус. При этом батальонами командовали полковники (а не подполковники, как в регулярной армейской пехоте), - подобное практиковалось только в гвардии. Преимущества бригадно-батальонной системы, опробованной казачьей пехотой в Великую войну 1914-1918 гг., стали очевидными, и к концу ХХ века большинство армий ведущих государств мира отдали предпочтение именно такой схеме управления войсками.
Позиционный характер Первой Мировой привел к тому, что атаки в конном строю стали едва ли не уникальным явлением. В то же время, нельзя было мириться с тем, что при использовании кавалерии в пешем строю треть личного состава исключалась из боевого состава – в качестве коноводов. Поэтому в начале 1916 г. в каждой кавалерийской дивизии был сформирован сугубо пеший батальон, а несколько позже число эскадронов и сотен в конных полках сократилось с 6 до 4, за счет чего в каждой кавалерийской дивизии был развернут полноценный трехбатальонный пеший полк. На принятии такого непростого решения сказались два фактора: переход к принявшей затяжной характер позиционной войне по всей линии фронта, что ограничивало возможности использования кавалерии, а также то обстоятельство, что к этому времени на всех фронтах обнаружились значительные трудности в снабжении фуражом. В январе 1917 г. Ставка Верховного Главнокомандования направляет в войска приказ о начале практических мероприятий по реорганизации всех конных подразделений. Он сразу же вызвал отрицательную реакцию как командования и офицеров кавалерийских и казачьих полков, так и нижних чинов – особенно негативной, даже болезненной, она была среди казаков. Намечавшиеся изменения противоречили системе подготовки казака-конника, его психологии, разрывали его связи с сослуживцами-земляками, поэтому спешивание явилось своеобразным испытанием на прочность. На это очевидное обстоятельство в специальной записке на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего обращал внимание и Походный атаман – он отмечал, что исполнение данного приказа произведет на казаков крайне неблагоприятное впечатление, поскольку они «…любят службу только на коне». О своем нежелании воевать в пехотных частях открыто заявляли не только рядовые казаки, но и казачьи офицеры. Показательны, однако, практические действия казаков по исполнению полученного приказа – по этому поводу в одном из документов Ставки особо отмечалось, что, хотя пехотная служба является для них «…совершенно чуждой и нежелательной… казаки безропотно идут в пешие батальоны». Чувство воинского долга, дисциплина и исполнительность казаков-фронтовиков оставались на высоком уровне.
Ввиду постоянно поступавшего в Ставку множества сведений об отрицательной реакции на начавшееся реформирование казачьих полков, в конце февраля 1917 г. Верховный Главнокомандующий сначала приостановил, а спустя несколько дней отменил приказ о сокращении численности казачьей конницы и спешивании значительной части казаков.
Само собой разумеется, что изначально сформированные как пешие, казачьи пластунские батальоны не вызывали подобных трудностей с перестройкой психологии личного состава и в служебно-боевой деятельности зарекомендовали себя с самой лучшей стороны.
Более того, намеченное к формированию Ефратское казачье войско, изначально задумывалось как полностью пешее соединение.
Лихость и удаль были свойственны пластунам в той войне. Пешие казаки, воевавшие, в основной своей массе, на Кавказе, пренебрегали окапыванием, предпочитая применяться к местности – что, кстати, у них и получалось. Естественно, что стальные «адриановские» каски, к 1917 году поступившие в большинство фронтовых частей Российской Императорской армии, пластуны попросту игнорировали. Потери их были велики, но и шансы продвинуться по служебной лестнице были предпочтительнее: очередной чин офицеры-пластуны получали за четыре месяца фронтовой службы (для сравнения: в конных частях – за шесть, а в артиллерии – за девять месяцев). Как отмечает в своих трудах известный русский военный теоретик и историк генерал-лейтенант Николай Головин, в годы Первой Мировой (Великой) войны 1914-1918 гг. казаки показали себя наиболее бескомпромиссными бойцами – соотношение «кровавых» (убитые + раненые) потерь и потерь пленными у станичников равнялось 94:6 – для сравнения, у ополченских пехотных частей оно равнялось 42:58. Вторую строчку занимали части гвардии (куда входили три казачьих полка и Императорский конвой) – 88:12, третьими были пограничники (среди которых тоже было немало казаков) – 86:14. По свидетельствам современников, кубанские пластунские батальоны за три года войны трижды сменили свой состав, а в Донской пешей бригаде в мае 1917 г. налицо было лишь 2223 казака из полагавшихся по штату 6960.
Примечательно, что в иностранных армиях также создавались казачьи (исключительно по названию) части и соединения, в которых были пешие подразделения. Например, казачья кавалерийская дивизия персидской армии была укомплектована русскими офицерами (в числе которых был и прапорщик 7-го Кубанского пластунского батальона Д. Ковалев, полный Георгиевский кавалер) во главе с полковником В. Д. Старосельским – в 1921 г. этому необычному соединению пришлось участвовать в отражении попыток большевиков вторгнуться в Иран. Ещё раньше – в октябре 1919 г. – из курдского населения Карабаха азербайджанское военное ведомство начало формирование «казачьих» подразделений – стрелкового батальона 4-ротного состава и конного дивизиона 2-сотенного состава. Всё это свидетельствует о том, что и соседи России не всегда ассоциировали казака с кавалеристом.
Гражданская война, несмотря на маневренный характер, подходящий для грандиозных кавалерийских операций, не изменила общей тенденции увеличения удельного веса казачьей пехоты. Новшеством стало сведение пластунских батальонов в полки, осуществленное на Дону в 1918 г. Еще ранее – в конце декабря 1917 г. – две кубанских пластунских бригады были сведены в пластунский корпус.
Вторая Мировая война также продемонстрировала широкое разнообразие специализации казачьих подразделений по обе стороны фронта – от мотопехотных и чисто кавалерийских до артиллерийских и сугубо полицейских. Наиболее крупным казачьим пешим соединением можно считать 9-ю пластунскую Краснодарскую Краснознаменную ордена Красной Звезды дивизию Красной Армии (до сентября 1943 г. – 9-я Краснодарская стрелковая дивизия).
Примечательно, что на Параде Победе 24 июня 1945 г. казачьи подразделения – как кубанцы, так и донцы, проходили по Красной площади в пешем строю.
«Пластунская» тема основательно закрепилась и в российской топонимике – от кавказских предгорий до тихоокеанского побережья. Даже сейчас на карте Краснодарского края можно найти станицы Пластуновская и Новопластуновская, а в Приморье – город Пластун.
К настоящему времени в Российской Федерации в составе вооруженных сил осталось лишь одно казачье конное формирование – 11-й особый отдельный казачий кавалерийский полк, основная задача которого – обеспечение киносъемок. Кроме того, несколько частей, среди которых десантно-штурмовой полк и отряд спецназа военной разведки, носят почетное наименование «казачьих» – в ознаменование их боевых заслуг. Конечно, в этом случае слово «казачий» отражает не сословный состав подразделения, а служит своеобразным синонимом слова «гвардейский». Можно назвать и истинно казачьи боевые подразделения – Ермоловский батальон, отличившийся в Первую Чеченскую войну (1994-1996), и казачий отряд спецназа ГРУ (сформированный по инициативе атамана Грозненского отдела Терского казачьего войска), в 2000-2001 гг. действовавший совместно с чеченским батальоном спецназа «Запад». В любом случае, на службе Государства Российского ныне конных казаков гораздо меньше, чем казаков «моторизованных». Впрочем, не наличие или отсутствие коня являлось лакмусом для определения казачьего духа, а воинское мастерство, верность Родине и готовность сложить за нее голову.

Назад На главную